Александр Шипунов - Спецназ ГРУ в Кандагаре. Военная хроника

Через пару месяцев после сдачи от него стали требовать знания наизусть нескольких молитв. За ошибки нещадно избивали. Это заставляло напряженно зубрить текст на арабском языке.

Все эти детали быта противника поведал нам начальник особого отдела батальона майор Ковтун. Особист целенаправленно обходил с докладом все подразделения отряда. При этом «промывал нам мозги» четко, ничего не тая и не скрывая, называл все своими именами, воздействуя на наше сознание яркими подробностями. За все время службы подобной профилактики от него я не припомню.

— Так что, ребята, плен страшен не тем, что стал изменником Родины, — четко выговаривал майор, обращаясь к притихшему личному составу, подводя итоги в заключение беседы в роте минирования, — а тем, что вас там будут «иметь» все подряд!

Такой вот действенный педагогический прием офицера.

На следующие сутки после спецоперации батальон поднят по тревоге, но без оружия собран на плацу, большом пыльном пустыре. Выстроились не по фронту, а в форме буквы «П». Присутствуют даже наряды по роте. По центральной аллее батальона, вдоль первой линии палаток, в сопровождении четырех офицеров особого отдела и военной прокуратуры двое автоматчиков конвоируют перебежчика, выводят в центр строя.

Он стоит перед нами, среднего роста, коренастый, руки с большими кистями. Голову держит прямо, смотрит поверх наших голов, взгляд отрешенный. Его вот уже полдня водят по подразделениям 70-й отдельной мотострелковой бригады, и это не первое для него испытание. Следует команда: «Сомкнись!»

Разведчики мгновенно стиснули плотное каре в нескольких метрах вокруг него. Две сотни тел настолько едины в своем порыве, в движении столько ненависти, что он вздрогнул первый раз. До него несколько метров, я вижу все элементы его одежды, заглядываю в его черное лицо. Оно уже, как у местных, прокоптилось высокогорьем и приобрело грязно-коричневый землянистый оттенок. Голова не покрыта, слабые волосы рыжего цвета давно не стрижены, сбились в засаленные кольца, с висков опускаются в жидкую лохматую бороду с проплешинами на скулах. Одежда традиционна для этих мест: длинная узкая хлопковая рубаха серого цвета, такого же цвета широкие, но короткие, до щиколоток, штаны. На ногах кожаные сандалии с закрытыми носами, пятки голые.

Странное ощущение: эта обветренная, темная, в лоскутах бороды «морда» все равно осталась смоленской. Но и за своего принять не могу, признаки мимикрии налицо. Как, на каком языке он будет говорить?

— Вопросы! — негромко командует контрразведчик.

В глазах Головина появляется тревога, он опускает их в землю.

— В наших стрелял?

— Нет, я был водитель, — правильно подбирая слова, с легким акцентом, смягчая согласные, следует ответ.

Взгляд вновь опускает вниз.

— Скажи мне, — громко обращается к нему боец 2-й роты, — правда, что тебя в банде в задницу драли?

Головин резко поднимает голову, все взгляды устремлены на него. Его глаза округляются от гнева, как перед дракой, плечи подаются вверх, кулаки сжимаются. Но в ту же секунду, осознав, что малейшее движение, один звук, и его казнят, линчуют прямо здесь, разорвут голыми руками, поспешно опускает голову. Офицеры также улавливают эту волну ненависти, реально понимают, что не смогут остановить нас. В глазах капитана я вижу испуг и растерянность.

— Как же отец твой и мать… — моментально реагирует коллега по отделу, громко, почему-то обращаясь к нам, задает риторический вопрос.

Используя эти, дорогие для каждого слова, он искусно управляет степенью нашего гнева, возвращает в наши сердца трезвость. Вовремя сбивая этой фразой напряжение, останавливает возможный самосуд.

Перебежчик молчит, не смея поднять взгляд, руки безвольно висят вдоль тела. Контрразведчики, впервые за сегодняшний день столкнувшиеся со столь единодушной яростной реакцией, не ожидавшие проявления мужского духа, растеряны. Ковтун смотрит на командира батальона — нужно уводить предателя от греха подальше.

— Разомкнись! — немедленно командует майор Бохан, и сам все понимая.

Задняя шеренга спецназовцев расступается, пропускает окруженную плотным кольцом уже не конвойных, а охранников плетущуюся, сгорбленную, одинокую фигуру.

Кандагар — второй по величине город Афганистана, административный и религиозный центр юга страны. Во время войны центр города днем был в руках официальной власти, в ночное время переходил под контроль вооруженной оппозиции.

Пригороды Кандагара, а также компактно размещенные вблизи его окраин кишлаки с их садами, рощами, виноградниками и огородами, пересекаемые дорогами, тропами, каналами, образовывали так называемую зеленую зону. Печально известная кандагарская «зеленка» являлась оплотом моджахедов. Расположенный на севере «зеленки» крупный кишлак Ходжамульк был перевалочной базой на действующем караванном маршруте, ведущем на запад, в уездный центр Хакрез. Недалеко от Хакреза в горном ущелье находился мощный укрепрайон «Ислам Дара», который также именовали по названию уездного центра. В него поступала значительная часть оружия и боеприпасов, направляемых из Пакистана в южные провинции Афганистана.

Кандагарский отряд специального назначения регулярно работал на этой дороге, проводя дерзкие и эффективные засады. Поэтому «духи» тщательно охраняли ее и вели разведку прилегающих участков местности. Обнаруженные группы спецназа рисковали втянуться в затяжной бой. Противник располагал здесь крупными силами и был способен в кратчайший срок собрать несколько сотен хорошо обученных боевиков. Кандагарские «духи» — неприятель серьезный, Чтобы его побеждать, нужно применять военную хитрость, уметь мыслить нестандартно. Поэтому спецназовцы предпринимали особые меры по маскировке своих действий и дезинформации разведки противника.