Всеволод Абрамов - Керченская катастрофа 1942

Биография Льва Захаровича Мехлиса (1889–1953) в начале была чем-то похожа на биографию Козлова. В 1911 г. он был призван в царскую армию, в период Первой мировой войны служил в артиллерийских частях. Членом партии большевиков тоже стал в 1918 г. Во время Гражданской войны был военным комиссаром бригады, дивизии и Правобережной группы войск на Украине. С 1921 по 1926 гг. был на советской и партийной работе. Закончив Институт красной профессуры, он стал заведующим отделом печати ЦК ВКП(б) и одновременно членом редколлегии газеты „Правда“. Этот высокий скачок в его карьере объясняется просто: Мехлиса заметил и оценил Сталин, которому Мехлис безропотно подчинялся, ибо фанатично верил вождю. Лев Захарович перед своим „хозяином“ никогда не скрывал правды, доносил, как оно было в действительности или как ему казалось (представлялось). За эти качества Сталин его ценил и многое прощал. В 1937 г. Мехлис был назначен начальником Главного политического управления РККА. [5] Там же, т. 5, 1978, с. 273. В свое время я встречался и разговаривал с работниками Главпура, работавших при Мехлисе, все они хорошо отзывались о своем начальнике, подчеркивая исключительную исполнительность, существовавшую в работе этого органа, и дисциплину. Авторитет работника Главпура, выезжающего в войска и на фронт, при Мехлисе был очень высок.

Слабо разбираясь в армейских делах (особенно в условиях войны); Мехлис на Крымском фронте придерживался порочного стиля руководства. Он не считался с мнением специалистов и должностных лиц, часто требовал выполнять свои приказания через головы прямых начальников, создавая в работе сумятицу и нервозность. [6] Кузнецов П. Г. Маршал Толбухин. М.: Воениздат, 1966, сс. 40–50. Работая много часов в сутки, Мехлис подменял многих должностных лиц, сводя на нет их инициативу и ответственность, постоянно проявлял подозрительность. Часто такой стиль работы приводил к ненужной, мелочной опеке. Так Галкин Ф. И. в своих мемуарах рассказывает, что после неудачных наступательных действий, когда шло интенсивное восстановление подбитых танков, руководители ремонта ежедневно (точнее, каждую ночь) вызывались Мехлисом. На этих ночных ненужных заседаниях представитель Ставки давал указания, на какой танк ставить какой мотор или агрегат. Для этого он вел свою „бухгалтерию“. Моторы на восстанавливаемые танки, как, впрочем, и другие запасные части и узлы, доставались на Керченский полуостров с транспортными самолетами по инициативе Мехлиса. [7] Галкин Ф. И. Танки возвращаются в строй. М.: Воениздат, 1964, с. 26.

Без представителя Ставки не могло распределяться новое пополнение людей, лошадей, прибывающей техники и оружия. Без него не могла быть изменена дислокация частей и соединений. Даже в уже подписанный командующим фронта обычный приказ о наведении порядка в войсках Мехлис вносил изменения. Ничего существенного в содержании этого приказа он не внес, это была обычная литературная правка. Мехлис постоянно вмешивался и в кадровые вопросы. На Крымском фронте мало оставалось командиров дивизий, не замененных в течение зимы и весны 1942 г. Среди тех, кто не приглянулся Мехлису, был начальник штаба фронта генерал-майор Толбухин Ф. И., впоследствии прославленный полководец, Маршал Советского Союза. Попытки Толбухина отстаивать свои соображения вызывали у представителя Ставки раздражение и приносили ему лишь неприятности. Называя Толбухина „бездельником“, Мехлис добился 10 марта его освобождения от должности начальника штаба фронта. На эту должность был назначен генерал-майор Вечный П. П., который прибыл на Крымский фронт вместе с Мехлисом как представитель Генерального штаба.

Пытался Мехлис снять и командующего фронта Козлова. Вот какую грубую, почти хулиганскую характеристику дал он Козлову в своей телеграмме Сталину: „Козлов — это обожравшийся барин из мужиков. Его дело много спать и жрать, в войска он не ездит и авторитетом не пользуется. Если фронтовая машина работает в конечном итоге сколько-нибудь удовлетворительно, то объясняется это тем, что фронт имеет сильный Военный совет, нового начштаба, да и я не являюсь здесь американским наблюдателем…“ Ставка не пошла на снятие Козлова, и Сталин телеграфировал Мехлису: „Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки…“ [8] Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М.: Воениздат, 1981, сс. 63–64. Обратим внимание, что Сталин использует термин Мехлиса „американский наблюдатель“, только изменяя его на „посторонний наблюдатель“.

Передовая Крымского фронта, проходившая по Акмонайскому перешейку, была расположена на плоской равнине, которая была открыта со всех сторон ветрам. Здесь была глинистая засоленная почва, полное отсутствие деревьев и даже кустов. На немецкой стороне фронта почти в середине перешейка западнее станции Владиславовка около селения Кой-Асан (позже Фронтовое) была расположена возвышенность. Фашисты использовали ее крутые склоны, систему небольших ручьев, озер и болот, превратив всю эту местность в сильный укрепленный район, который на советских военных картах получил название Койасановского.

С 27 февраля по 13 апреля войска Крымского фронта трижды переходили в наступление с целью освободить район Феодосии, Карасурбазар (Белогорск), после чего открывались благоприятные возможности для наступления по степным крымским просторам, но все эти попытки были неудачны. Крайне малая ширина фронта, совершенно открытая местность ограничивали возможность наступления войск и маневрирования, вынуждали штурмовать укрепления врага „лобовыми“ атаками. Это приводило к большим потерям. 13 апреля Ставка приказала Крымскому фронту наступательные действия временно прекратить и создать прочную оборону. 21 апреля Крымский фронт вошел в состав Северо-Кавказского направления, которым командовал Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Из его письма в Ставку от 30 апреля видно, что Крымский фронт 20–25 мая планировал провести наступательную операцию по захвату Койасановского района, а примерно к 2 июня — широкое наступление с целью полного очищения Крыма от фашистов.

В этой операции, естественно, должны были участвовать и силы Севастопольского оборонительного района. С этой целью С. М. Буденный просил Ставку выделить для Крыма дополнительные силы. [9] Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее: ЦАМО РФ), ф. 224, оп. 760, д. 5, лл. 213–214.

Получив директиву Ставки о создании прочной обороны, командование Крымского фронта не пошло на коренную перестройку наступательного порядка фронта. Логика этого решения была проста и одновременно, как показали дальнейшие события, безответственна: „зачем перестраивать боевой порядок, если скоро придется наступать?“ Имея значительно превосходящие силы в пехоте, большое количество танков и артиллерии, командованию фронта в голову не приходило, что противник может прорвать нашу оборону на Акмонайском перешейке. Особой уверенностью в этом и недооценкой противника отличался представитель Ставки. Об этом свидетельствует в своих мемуарах адмирал Кузнецов Н. Г., который побывал на Крымском фронте 28.4.1942 г. В них он писал: „Всякие разговоры о возможности наступления немцев и нашем вынужденном отходе Л. З. Мехлис считал вредными, а меры предосторожности излишними“. [10] Кузнецов Н. Г. На флотах боевая тревога. М.: Воениздат, 1971, с. 162.