Всеволод Абрамов - Керченская катастрофа 1942

ЦАМО РФ. ф. 402, оп. 9575, д. 21, лл. 1,2,8.

В некоторых воспоминаниях Ильясов С. Ф. капитана Левицкого В. М. не упоминает в числе этой последней группы. Его он знал еще до немецкого наступления. Возможно, Левицкий В. М. был выловлен фашистами несколько позже, после пленения Бурмина Г. М. и его товарищей.

Письмо Кохан В. А. передано ее сестрой, Матиевской Г. А., в фонды Керченского музея.

Татьяна Васильевна Щербова родилась в с. Рудлово Смоленской губернии в 1903 г. в культурной и образованной семье. Отец Василий Степанович Щербов был богатый, он имел 260 дес. пашни, 100 дес. леса, мельницу, около 40 лошадей и столько же коров, два дома. Он умер в 1918 г., а мать Ксения Николаевна в 1924 г. переехала в Москву к своему брату Делазари (Де-Лазари) Александру Николаевичу, родившемуся в 1888 г. в г. Гройцы (Польша). До октября 1917 г. Делазари служил в армии, имел звание подполковника, затем продолжал служить в Красной Армии, где сделался крупным специалистом в области военной географии, преподавал в Военной академии химической защиты, имел звание генерал-майора. В августе 1941 г. был репрессирован. Семьи Щербовых и Делазари несколько раз арестовывались, один раз в 1921 г. по делу Бориса Савенкова. Татьяна Васильевна первый раз вышла замуж за выходца из Прибалтики, Витольда Виссоли или Виссалючиса, имела от него сына Яна, примерно 1929 г. рождения, который взял себе фамилию Щербов. В Крыму после войны он занимал какой-то большой пост, связанный с автотранспортом, свое родство с матерью не афишировал. У него примерно в 1960 г. родился сын, в котором бабушка Татьяна души не чаяла. До войны Татьяна была активисткой, занималась общественной работой, очень хорошо и толково выступала на собраниях. Сестра Вера была очень похожа на Татьяну, поэтому в Симферополе ее путали с сестрой: совершенно незнакомые люди с нею здоровались, заговаривали. Хорошо знали после войны Татьяну и в обкоме партии Крыма.

Заведующий партийным архивом И. П. Кондранов мне как-то сказал: "Во время войны наши партизаны и подпольщики совершили оплошность — не догадались завербовать Матчинбаеву, она бы обязательно стала работать и была бы ценнейшим источником". Лояльность Татьяны к русским видели и немцы. Вера Васильевна мне рассказывала, что после эвакуации из Крыма сожитель Татьяны Пантельман признался ей, что в случае побега или попытки остаться в Крыму он должен был ее лично расстрелять. К концу войны он умер от туберкулеза, а Татьяна осталась в составе "СД" без покровителя. Освободили ее американцы в Австрии. В ее положении можно было остаться на Западе и даже служить американцам, но она приехала в Вену и в советской комендатуре заявила, кто она такая. В ходе разбирательства следователь у нее спросил: "Почему она не осталась на Западе?" Татьяна ответила, что "она патриотка России и жить может только на Родине". Этот ответ очень удивил и возмутил следователя. Он не мог понять и признать, что враги СССР, например белые, могли быть патриотами своей Родины. Таким всю жизнь за рубежом был генерал Деникин А. Н., правда, он отверг всякое сотрудничество с фашистами. Советский суд приговорил Матчинбаеву Т. Е. к 20-и годам каторжных работ. Впрочем, советские органы безопасности понимали, с кем имеют дело, и Татьяне устроили в заключении вполне сносные условия. Работала она в Казахстане в лагере, который занимался производством продуктов сельского хозяйства. Ее постоянно вызывали на судебные процессы, на которых она была ценнейшим свидетелем и источником информации. 15.03.1946 г. наказание было снижено до 10-и лет, а 8.09.1953 г. она была помилована и освобождена. Она возвратилась в Симферополь, где стала трудиться, и доработала до пенсии. Жила она у рынка в небольшом домике с садом по ул. Козлова, 7. В этом же доме проживала Мачулина Людмила Григорьева, она хорошо знала о прошлом Татьяны, но относилась к ней хорошо. Вера Васильевна мне сообщила, что "историей" Татьяны интересовался писатель Мантейфель (раньше он был чекистом), он подробно записал воспоминания Татьяны, собирался писать книгу. Все это было напечатано на машинке, но он вскоре умер, материалы остались, видимо, у его жены.

Поважный М. Г. и Ильясов С. Ф. фамилию Зинаиды Васильевны передавали как "Гаврилюкова", поэтому она с этой фамилией и попала в текст этой книги. Но по тексту дневника Клабукова А. И. и особенно по данным из станины Ильской выявилось, что правильное звучание ее фамилии — "Гаврилюк".

Справка ГУКа 4/4Р-45986.

Эту радиограмму я нашел в бывшем партийном Архиве Крыма, там она числилась под шифром ф. 849, оп. 1, кор. 16, д. 198, л, 7.

Государственный архив Российской Федерации (далее ~ ГАРФ), ф. 7021, оп. 9, д. 38, лл. 4, 5, 43, 115.

Когда Валько Е. Ф. стала говорить о пленении на исторической конференции в 1967 г., кто-то из зала ехидно спросил: "А кто Вам разрешил сдаваться в плен?" Она с достоинством ответила: "Никто, мы ведь не были военными и военную присягу не давали".

Возможно, здесь речь идет о Плотниковой А. П.

Воспоминания Валько Е. Ф. написаны в 1967 г, и они хранятся в фондах Керченского музея.

Советская Историческая энциклопедия. Т. 8, М.: 1965, с. 209.

В одном из поселков Керчи в честь Г. С. и А. Г. Стрижевских назвала улица.

ГАРФ, ф. 7021, оп. 9, д. 38, лл. 77, 78.

ЦАМО РФ, личное дело Асеева И. В.

Ф. Г. Гранковскую в Керчи знали все. Некоторые ее хвалили, другие ругали, но большинство ее считало просто чудачкой, этакой "городской сумасшедшей". Ее имя "Февралина" не должно удивлять. В 20–30 гг. в семьях (особенно коммунистов) было принято младенцам давать политизированные имена. Распространенным именем была "Октябрина" в честь Октябрьской революции 1917 г., а Февралина была названа в честь Февральской. Позже, когда я с Февралиной Георгиевной познакомился ближе, она рассказала о своей семье. Оказывается, она была потомком незаконнорожденной ветви рода графов Перовских. С прабабушкой Февралины произошла такая история. Она служила в крымском имении родителей Софьи Перовской, известной народоволки. От связи с братом Софьи и прабабушки Февралины родилась дочь. Этот случайный отпрыск Перовские не признавали, но незаконная дочь графов гордилась своим происхождением и после своей смерти завещала родственникам себя кремировать, а пепел развеять над могилами Перовских. Эту семейную легенду проверить трудно, но отец Февралины Георгий Гранковский своим экстремизмом очень был похож на свою двоюродную бабушку Софью Перовскую. С детства он воспитывался в революционной среде. Близкие ему супруги Д. К. и М. И. Гойты активно участвовали в революции 1905 г. Из документов партийного архива Крыма известно, что Гойты готовили побег из тюрьмы мятежного лейтенанта Шмидта П. П., но тот отказался от побега, ибо революционерам надо было убить часового. Интересно, что Гойты в 20–30 годы жили в Керчи и оказывали сильное влияние на Февралину. Они для нее были почти родственниками, всю жизнь она их просто называла "дедушка" и "бабушка". Во время войны Гойты были расстреляны как подпольщики. Боевая деятельность Георгия Гранковского активно развернулась в годы революции 1917 г. и во время Гражданской войны. В 1919 г. он вошел в группу боевиков особого отряда Камо (Тер-Петросяна С. А.), которая действовала в тылу белых под Курском и Орлом, а затем на Южном фронте. Февралина мне рассказывала, что этот отряд реквизировал у белого военного казначейства пуд золота, но об этом "не принято, да и нельзя до сих пор писать". В 20-е гг. Г. Гранковский был в Керчи на партийно-хозяйственной работе, но в 30-е годы заболел и скончался в 1941 г. в Симферополе в психиатрической больнице незадолго до прихода в город фашистов. В мае 1942 г. Февралина с матерью была эвакуирована с работниками городского исполкома из Керчи на Кавказ. Они не отрывались от исполкомовской группы и поэтому возвратились в Керчь сразу же после освобождения города в апреле 1944 г. В это время военные и местные власти стали формировать отряд из местной молодежи по разминированию города и его окрестностей. Почти 4 года войны керченская земля нашпиговывалась взрывчатыми предметами. Февралина смело и энергично взялась за это опасное дело, возглавив отряд (роту) из добровольцев. Во время работ были жертвы, сама Февралина получила тяжелую контузию. Кроме разминирования, хоронили останки погибших, собирали орудие, вещи и главное — документы, которые сдавали "куда надо". Вот в это время Февралина и поняла ценность найденных документов. Позже Февралина работала в доме пионеров, на туристской базе, в профсоюзных организациях. Эта деятельность стимулировала ее на поисковую работу, которую она вела исключительно "для души", не стремясь результаты поисков опубликовать или получить от них какую-нибудь материальную выгоду. Поиск ее сочетался с помощью участникам войны, подпольщикам, партизанам, сиротам, вдовам и старикам, оставшимся после войны без помощи и опеки. Для решения этих вопросов она смело шла в военкомат, собес, исполком или горком партии. Все это она делала не совсем грамотно и логично, но доводы ее чиновникам приходилось выслушивать и удовлетворять ходатайства. Февралина свои хлопоты доводила обычно до конца, при бюрократической волоките и нежелании помочь жаловалась и вообще "поднимала шум". Так что чиновники ее немного побаивались и уважали. Сама она жила очень скромно, даже бедно, питалась и одевалась кое-как. Будучи очень открытой и доброй, она щедро делилась со многими результатами своих изысканий, но речь ее была настолько сбивчивой, отвлекающейся, нелогичной, что собеседник многого просто не понимал и терял интерес к рассказу. Показывала Февралина мне и свои архивные записи. Это были какие-то выписки из документов без названий, часто без дат и, конечно, без указаний архивных шифров. Эти наскоро и небрежно написанные тексты невозможно было понять, не говоря уже об использовании. Несмотря на странности характера, Февралина Григорьевна вырастила дочь Валентину, сумела дать ей высшее образование. Валя позже вышла замуж за своего одноклассника, который, отслужив в армии, закончил Институт международных отношений и стал дипломатом. Дочь с мужем пыталась переселить Февралину в Москву, но она там не прижилась и возвратилась в Керчь, где продолжала свои дела и поиски. В конце жизни Февралину все больше и больше одолевала нервная, скорее, даже психическая болезнь. Умерла она 19.01.2004 г. Керчь потеряла интересного, хотя и непростого, не всем удобного человека. Она много сделала для изучения "Керчи военной". Кстати, в одноименной книге, выпущенной музеем, о ней нет ни одного доброго слова. Как же мы не знаем и не оцениваем "своих героев"! Правильно звучит евангельское изречение, "что нет пророка в своем Отечестве".