Николай Василенко - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том I

Арест Робеспьера (27 июля 1797 г.)

Вооруженная республика

Но те же внешние дела, которые вознесли Робеспьера, готовили ему и кровавый конец. 18 мая Сугам и Макдональд побили австрийцев под Туркуаном, 26 июня Журдан разбил главные имперские силы при Флерюсе в решительном бою. Бельгия была завоевана вновь: Пишегрю прогнал англичан и 23 июля занял Антверпен. Пруссаки, подвинувшиеся к Триру, 10 августа вынуждены были отступить под Майнц. Прусский король, Испания, Голландия начали склоняться к миру.

Франция была спасена и с нею новый социальный порядок. Ничто не угрожало больше буржуазии и крестьянам, купившим земли из фонда национальных имуществ. И гильотина сразу стала не нужна. «Победы, как фурии, набросились на Робеспьера». Только теперь, благодаря победам, люди отрезвели от кровавого хмеля, и то, что казалось им раньше операцией, спасающей отечество, предстало в настоящем виде. Они увидели человека с отуманенным взглядом, одержимого паническим, уже не совсем нормальным, страхом, который, чтобы оградить себя от опасности, посылает на эшафот лучших людей Франции, лучших рыцарей революции. Одна за другой валились головы жирондистов, Дантона, Домулена, Вестермана, Кюстина. Очередь ждала Гоша, Ахилла революции, который спасся только чудом.

«Кровь Дантона душит его!» крикнули Робеспьеру, когда он вздумал защищаться в роковой день 9 термидора (27 июля). И это была правда. Ненужность вакханалии судебных убийств сделалась ясна сама собою после Флерюса. Робеспьер пошел на эшафот. Террор кончился. Но кошмар этого бесконечного периода казней не прошел даром для Франции. Он был причиной, что после Робеспьера правление попало в руки людей, ненавидевших революцию. Он дал наследие якобинцев в руки оппортунистов и карьеристов, которые даже не пытаются драпироваться в тогу фанатизма, которые цинично ищут средств самим удержаться у власти. В их среде не долго сумеют сохранить свое влияние даже такие люди, как Робер Ленде и Карно, «организатор победы» Мерлен (из Дуэ), Камбасерес, Сиэс, решившийся, наконец, вновь показать миру и человечеству свою драгоценную персону, и выдвигающийся понемногу из-за них Баррас, забывший свое якобинство, — вот их вожди.

Дюмурье

Дела внешние в их планах и расчетах должны были играть огромную роль. С падением Робеспьера дух республиканства в обществе не ослабел ни на йоту. То же чувство опасения за новый социальный строй, которое было главным моментом, сообщавшим революции ее устойчивость, говорило, что королевская власть — это реставрация старого, наплыв эмигрантов и отобрание национальных имуществ в пользу прежних владельцев. До другого способа ликвидации республики — с помощью удачливого генерала — додумались не сразу. Поэтому нация цепко держится за идею республики. Но она в то же время хочет мира, мира во что бы то ни стало, мира хотя бы в старых границах, чтобы отдохнуть от тревог и отдаться спокойной созидательной работе. Она хочет, наконец, такой конституции, под сенью которой Франция могла бы успокоиться от пережитых тревог и потрясений. В Конвенте вся Равнина стоит на этой точке зрения. Однако для термидорианцев, захвативших власть, мир в старых границах вовсе не является сколько-нибудь удобным выходом. Они, товарищи Дантона, покинувшие его, когда он вел борьбу на жизнь и смерть с Робеспьером, теперь вспоминают, что их вождь когда-то выдвинул лозунг естественных границ, и слышать не хотят о мире иначе, как в этих условиях. Ибо война требует энергичных людей во главе правительства, а они думают, что, кроме них, у Франции уже нет энергичных людей. И они продолжают войну, чтобы привести Францию к естественным границам. Тщетно трезвые и дальновидные люди предостерегают их против этой опасной игры, тщетно пробуют они уговаривать их ограничиться одной Бельгией по Маас, тщетно просят не трогать Голландию, чтобы не закрывать для Англии пути к искреннему миру, не трогать прусских владений на левом берегу, чтобы не давать Пруссии компенсаций на правом и не усиливать ее роли в Германии, тщетно умоляют не насиловать патриотизма присоединяемых, чтобы не национализировать войну и не делать ее бесконечной. Тщетно. Комитет стоял на своем. Мало того, его приверженцы клеймили монархистом всякого, кто решался высказываться за мир в старых границах или хотя бы с присоединением одной Бельгии. А в это время еще было не очень безопасно стать жертвою такого обвинения.

Комитету повезло. Пруссия, которую тяготила бесплодная и бесславная война на Рейне, не дававшая ей свободы действий на Висле, очень хотела заключить мир. В Базеле открылись переговоры с ее уполномоченными и 5 декабря после того, как в знаменательном заседании, решившем надолго судьбу Франции, Конвент высказался за естественные границы, Мерлен послал французскому уполномоченному инструкцию об условиях. Переговоры тянулись четыре месяца. Пруссия согласилась за известные компенсации уступить левый берег. 5 апреля 1795 г. Базельский мир был заключен. Комитет был вполне согласен с мнением одного из своих членов Дюбуа-Крансе, что настоящих врагов у Франции только два: Австрия и Англия, что с остальными державами нужно жить в мире. А так как ни Австрия, ни Англия естественных границ признавать не желали, то войну с ними оказывалось необходимо продолжать. Сиэс, когда он вступил в управление иностранными делами, попробовал несколько изменить отношение Франции к германским делам и высказался против радикального унижения Австрии. Но он не сумел сделать ничего для того, чтобы Конвент изменил свой взгляд на лозунг естественных границ. Этот лозунг, наоборот, укреплялся все больше и сделался таким же ярлыком неподдельного якобы республиканизма, как и вотум за смерть Людовика. От этого шансы на его признание Англией и Австрией, конечно, не сделались больше. Комитету удалось заключить мир с Голландией и Испанией и добиться нейтралитета северных немецких государств, но это мало помогало делу.

Чтобы заставить Австрию и особенно Англию согласиться на признание границами Франции Рейна, Альп и Пиренеев, особенно Рейна, нужно было принудить их силою оружия. Конвент, который завоевал левый берег, не мог соответствующими трактатами обеспечить Франции владение им. Он завещал эту задачу Директории, и Директория, а за нею Консульство и Империя напрягали все силы страны, чтобы добиться окончательного признания за Францией левого берега. Они шли к этой цели по всякому. Они окружали Францию цепью республик-дочерей (Батавская, Лигурийская, Цизальпийская, Гельветическая, Римская, Партенопейская). Они проникали в Египет и Сирию. Они устраивали Рейнский Союз. Но так как Англия ни разу не была побеждена, — ни один из мирных договоров не дал желанной прочной гарантии. Слишком нарушалось европейское равновесие осуществлением чаяний Конвента.