Виктор Суворов - Виктор Суворов: Нокдаун 1941. Почему Сталин «проспал» удар?

16 октября.

Ночую в лесу. Уже три дня я не ел хлеба. В лесу много красноармейцев, командиров нет. Всю ночь и утро немец обстреливал лес из всех видов оружия. Мы встали утром в 7 часов, и пошли на север. Стрельба продолжается. Во время остановки я умылся. Мы собрали продукты и сварили обед. Сытно поели. Я нашел для себя небольшое одеяло, фляжку и мешок. С утра идет дождь. Затем дождь перешел в мокрый снег. Мы промокли как черти. Нас все сильнее мучает жажда. Мы пьем сырую болотную воду. Вечером приходим в деревню Хотомиричи. Адский холод. Сыро. Мы ставим палатки, зажигаем костры, сушим одежду, идем вчетвером в колхоз и приносим солому. Спим очень неспокойно. На дороге мы видели не очень большой немецкий обоз, пропустили его, наткнулись на мертвого красноармейца. На дороге лежит масса брошенных противогазов и касок.

17 октября.

Я просыпаюсь от голода. Красноармейцы уже разожгли костер. Я иду сушить шинель, которая стоит как деревянная. Вскоре завтрак, и движемся дальше. Уже три дня мы не ели хлеба. Мы выходим к краю леса на разведку. Нас обнаруживает немецкий наблюдатель и выпускает по нам пять мин. Вечером мы пересекаем железную дорогу и канал, собираем сено для ночевки. Нас обнаруживает немецкий патруль и обстреливает из пулемета и минометов. Уходя, я бросаю сено. Ночь ужасно холодная, хотя мы спим в лесу на сене.

18 октября.

Не позавтракав, мы продолжаем двигаться через лес. Видели немецкий патруль. Стрельбы не было. Как всегда, мы шли по болоту. Около 12 часов мы остановились, чтобы позавтракать, высушили одежду, поели теплой каши и супа и разделили на четверых кусок мяса, немного картофеля и гороха. Я бреюсь. Ночью предстоит переход через простреливаемое шоссе, к сожалению, у меня нет больше одеяла, потому что оно исчезло вчера при переходе через железнодорожную линию. Чертовски холодно.

19 октября.

Всю ночь мы идем под ливнем через болотистую территорию. Вокруг непроницаемый мрак. Я промок как собака до последней нитки. Правая нога опухла. Идти ужасно тяжело. На рассвете мы делаем остановку в лесу. На всякий случай я обсушился и переоделся у костра, не поев и не поспав. Дальше нам предстоит идти по безлесному участку. Мы поделили отряд на две части.

У половины нет никакого оружия. Днем я заходил в лес как в укрытие. Безрезультатно. Разведка за лесом в… (?), но там немец. Слышна стрельба из пулеметов и минометов…

Этим заканчивается дневник майора Шабалина. На следующий день, 20.10.1941 г., он встретился с генерал-майором Петровым и вместе с ним погиб вечером в 16 часов юго-западнее Пассейки.

Красивые литературно-исторические реминисценции при буквальном понимании и попытках практического использования чаще всего оказываются вздором.

Народ не обязательно заслуживает то правительство, которое имеет; истина не посередине, а где угодно; история имеет сослагательное наклонение и т. д.

С последним утверждением несогласны — и публично это декларируют — чаще всего сторонники традиционно-советской версии истории Второй мировой войны. Это версия предписывала воспринимать происшедшее с СССР как единственно возможный вариант событий и не ломать голову над тем, почему они произошли и как этого можно было бы избежать.

Мы воспитаны историческим детерминизмом. В представлении советского человека жизнь текла от одной неизбежности к другой: победа революции была неизбежна, победа Сталина — тоже, неизбежны были коллективизация, индустриализация и ГУЛАГ. Война с Германией была неизбежна так же, как победа в ней.

Один из главных предрассудков, характерный для советского мировосприятия — уверенность в исторической и моральной неизбежности антигитлеровской коалиции с СССР. Как будто союзников в объятия Сталину бросили не трагические обстоятельства, а естественное предпочтение коммунизма нацизму.

Причина этого феномена, наверное, в том, что все семьдесят лет советское общество не имело ни малейшего влияния на события. Причем ни на реальные события, ни на истолкование событий прошлого. Отсюда и упомянутая уже выше популярная сентенция — «история не имеет сослагательного наклонения». История, конечно, реализуется только в одном варианте, но могла бы выглядеть и по-другому.

История как наука существует только в сослагательном наклонении. Она исследует причины и закономерности случившихся событий, и автоматически отвечает на вопрос о том, почему некие события произошли, другие — нет, и при каких обстоятельствах исторический процесс мог выглядеть по-другому. Изучение истории есть перебор возможных вариантов.

Только задавая себе вопрос: «Что произошло бы, если бы обстоятельства сложились иначе?» можно понять смысл происходящего. Тем более когда речь идет о такой запутанной и многомерной ситуации, каковая сложилась в Европе после Первой мировой войны.

Например, сторонники одномерной истории ограничиваются констатацией факта — Германия 22 июня 1941 г. напала на СССР. Из этого делается дежурный вывод, что Германия — агрессор, а СССР — жертва.

Вывод дурацкий, потому что вариантов ответа несколько. Жертва СССР или агрессор, пусть в тот момент и несостоявшийся — это определяется в первую очередь собственными советскими намерениями и приготовлениями. Каковые довольно легко вычисляются, если отбросить недобросовестную сентенцию об «истории, не имеющей сослагательного наклонения» и напрячь мозги.

Одним из первых этим занялся в конце 1970-х годов — поразительно поздно, если учесть, что война закончилась в 1945 г., — Виктор Суворов.

Он доказал, что катастрофическую ситуацию 1930-х годов создала не некая «историческая объективность», а злая воля конкретных людей с криминальной психикой. Причем сам ход событий сильно зависел от мелочей и случайностей. Не разгадай Гитлер замыслы Сталина в 1940 г. и не ошибись Сталин в расчетах сроков нападения в 1941 г., судьба Европы могла сложиться по-другому. При таком подходе анализ исторического процесса — увлекательнейшее занятие.

Конечно, просчитать все нюансы невозможно. Выделим только основные факторы, определившие события 1930-х годов — постоянные и переменные.

Стабильным фактором можно считать характер и стратегические цели трех основных противостоящих друг другу сторон — СССР, Германии и западных демократий. Цели Гитлера и Сталина были одинаковыми: расширить свои империи до возможного предела. Хотя намерения Сталина шли гораздо дальше намерений Гитлера. Программа-максимум Гитлера в 1939 г., до заключения пакта со Сталиным, не выходила за рамки объединения земель, населенных немцами, с помощью шантажа военной силой. Начинать мировую войну Гитлер не планировал.