Евсей Гречена - Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах

А 8 (20) сентября Наполеон написал императору Александру I:

«Прекрасный и великий город Москва более не существует. Ростопчин ее сжег. Четыреста поджигателей схвачены на месте; все они заявили, что поджигали по приказу этого губернатора и начальника полиции: они расстреляны. Огонь в конце концов был остановлен. Три четверти домов сожжены, четвертая часть осталась. Такое поведение ужасно и бессмысленно».

Будущий генерал Фантен дез Одоар в те дни сделал в своем в дневнике следующую запись:

«Пускай Европа думает, что французы сожгли Москву, может быть, в конце концов история воздаст должное этому акту вандализма. Между тем правда состоит в том, что этот великий город лишен отца, рукою которого он должен был бы быть защищен. Ростопчин, его губернатор, хладнокровно подготовил и принес жертву. Его помощниками была тысяча каторжников, освобожденных ради этого, и которым было обещано полное прощение, если эти преступники сожгут Москву».

Он же потом сделал такой вывод:

«Бешеные сами уничтожили свою столицу! В современной истории нет ничего похожего на этот страшный эпизод. Есть ли это священный героизм или дикая глупость, доведенная до совершенной крайности? Я придерживаюсь последнего мнения. Да, это не иначе как варвары, скифы, сарматы — те, кто сжег Москву».

В современной советской и российской литературе приводятся следующие данные: до нашествия Наполеона в Москве проживало примерно 270 000 человек, имелось 329 храмов, 464 фабрики и завода, 9151 жилой дом, из которых только 2567 были каменными.

В результате пожара, продолжавшегося на протяжении пяти дней (с 2 по 6 сентября), было уничтожено 6496 жилых домов, 122 храма и 8521 торговое помещение.

Таким образом, было обращено в пепел 37 % храмов и более 70 % домов, в том числе множество настоящих дворцов стоимостью от 100 000 до 200 000 рублей.

По словам участника войны Р. М. Зотова, «Москвы не стало, едва десятая часть уцелела».

Генерал А. И. Михайловский-Данилевский отмечает:

«Потеря частных людей в столице и уездах превышала 271 миллион рублей. Сии сведения взяты из Московской Казенной Палаты. По делам Комитета Министров показано разорение в 278 969 289 рублей 69 копеек, а по делам Государственного казначейства в 280 009 507 рублей 70 копеек».

Британский генерал Роберт Вильсон, описывая ущерб, нанесенный Москве, приводит совершенно иные цифры. Он пишет:

«Из сорока тысяч каменных домов уцелело только двести, а из восьми тысяч деревянных — пятьсот; из тысячи шестисот церквей сгорели восемьсот и семьсот были повреждены; из двадцати четырех тысяч раненых и больных более двадцати тысяч заживо погибли в огне».

Количество погибших и в самом деле измерялось тысячами человек.

Кроме того, были уничтожены Университет, знаменитая библиотека графа Д. П. Бутурлина (она состояла из 40 000 томов), Петровский и Арбатский театры. В огне сгорели важнейшие исторические и культурные экспонаты, в частности, во дворце А. И. Мусина-Пушкина, рукопись «Слова о полку Игореве», а также уникальная «Троицкая летопись».

Историк Е. В. Тарле констатирует:

«Ростопчин, конечно, активно содействовал возникновению пожаров в Москве, хотя к концу жизни, проживая в Париже, издал брошюру, в которой отрицал это. В другие моменты своей жизни он гордился своим участием в пожарах, как патриотическим подвигом».

В самом деле, в 1823 году граф Ростопчин издал в Париже на французском языке книжку «Правда о московском пожаре», где отвергались все обвинения в его адрес, связанные с причастностью к поджогу города.

С. Н. Глинка, бывший в курсе всех действий Ростопчина и ночевавший у него в доме накануне вступления французов в Москву, позднее написал:

«В этой правде все неправда. Полагают, что он похитил у себя лучшую славу, отрекшись от славы зажигательства Москвы».

Почему же граф Ростопчин «похитил у себя лучшую славу»? Тому есть несколько причин, и главная из них состоит в том, что он не захотел противоречить официальному Санкт-Петербургу, решительно объявившему поджигателем Наполеона. Кроме того, ему хотелось спасти себя от ненависти соотечественников, разоренных в результате пожара Москвы.

Переходя к этой теме, приходится констатировать, что слишком уж много басен нам понарассказывали про так называемую «дубину народной войны». На самом же деле изрядное количество жителей Российской империи в 1812 году ничего ни про какую войну с Наполеоном вообще не знало.

На наш взгляд, главная проблема в истории про «дубину народной войны» заключается в том, что до сих пор у историков нет четкого определения, что такое «партизанская война» и что такое «народная война».

Раньше военные специалисты четко отличали партизанскую войну от народной и относили ее к «малой войне». Например, в XVIII–XIX вв. «это понятие имело расширенное толкование — так назывались все действия войск малыми отрядами, в противоположность действиям крупных соединений и армий» [50] Попов А. И. Великая армия в России. Погоня за миражом. Самара, 2002. С. 13. .

В частности, к «малой войне» относили «действия отрядами (простые и усиленные рекогносцировки, засады, нападения на фланги, на колонны, обозы, фуражиров, магазины, депо)» [51] Попов А. И. Великая армия в России. Погоня за миражом. Самара, 2002. С. 13. .

Соответственно партизанские действия считались «венцом малой войны». Проще говоря, «если „малая война“ выражала собою второстепенные операции войны, то партизанские действия — это „война в малом виде“ [52] Попов А. И. Великая армия в России. Погоня за миражом. Самара, 2002. С. 13. .»

При этом утверждалось, что «народная война составляет средство вполне самостоятельное, совсем отдельное от партизанской войны». И два эти средства вполне могут сосуществовать, могут находиться в связи одно с другим — тем не менее они никогда не сливаются.

Позднее взгляды на этот вопрос изменились, и «к началу XX века под „малой войной“ стали понимать только партизанские действия, так что эти понятия стали синонимами, и выражение „малая война“ стало выходить из употребления» [53] Попов А. И. Великая армия в России. Погоня за миражом. Самара, 2002. С. 13. .

Но это мнение до сих пор разделяется не всеми. В частности, так толком и не понятно, кого же, собственно, следует называть партизанами 1812 года: отдельные части регулярных войск или же представителей народа, действовавших по своей инициативе, на свой страх и риск?

С одной стороны, «образ действий крестьян-партизан ничем решительно не отличался от способа действий армейских партий» [54] Попов А. И. Великая армия в России. Погоня за миражом. Самара, 2002. С. 13. .