Гаралд Граф - Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.

Пришло также известие, что на крейсере «Аврора», стоявшем в Неве, был убит командир — капитан 1–го ранга М. И. Никольский [2] Никольский Михаил Ильич (1877–1917) — капитан 1–го ранга (1916), участник Русско–японской войны. Командовал «Авророй» с февраля 1916–го по февраль 1917 года. , пытавшийся не пустить к себе на крейсер банду неизвестных подозрительных лиц. Со старшим офицером он вышел ей навстречу и загородил собою путь. Его тут же убили и ворвались на крейсер.

Наконец железнодорожное сообщение с Петроградом прервалось; всякие слухи прекратились, и дальнейшие сведения стали поступать только через штаб флота, который был непосредственно связан с Генеральным штабом в Петрограде аппаратами Юза.

Неожиданно командующий флотом адмирал Непенин получил от председателя Государственной Думы Родзянко телеграмму. В ней сообщалось, что в Петрограде вспыхнуло восстание, которое разрастается с каждой минутой. Ввиду якобы очевидного бессилия правительства, Государственная Дума, чтобы предотвратить неисчислимые бедствия, образовала Временный комитет, который и принял власть в свои руки. На сохранение династии может быть надежда только в том случае, если государь отречётся от престола в пользу наследника цесаревича, при регентстве великого князя Михаила Александровича. Кроме того, в телеграмме указывалось, что Временный комитет Государственной Думы уже признан великим князем Николаем Николаевичем и несколькими главнокомандующими фронтов. В силу создавшегося острого положения Родзянко просил Непенина дать срочный ответ.

Такая телеграмма страшно поразила Непенина. Ему, всегда стоявшему в стороне от внутренней политики, было непонятно это движение и сильно пугало последствиями; он предчувствовал плохой конец. В глубоком раздумье, заметно волнуясь, он ходил по каюте, не зная, как быть. Тот факт, что переворот происходил, видимо, с одобрения великого князя Николая Николаевича и других главнокомандующих, говорил о наступлении грозного кризиса. Чувствуя, как гибельно отразился бы в такой острый момент, как война, раскол среди главных военачальников, и стремясь сохранить в боеспособном состоянии вверенный ему флот, адмирал Непенин после долгой внутренней борьбы решил признать Временный комитет Государственной Думы.

В этом смысле он и послал ответ Родзянко.

Увы! Не знал того всеведущий в своей сфере адмирал Непенин, что он жестоко спровоцирован. Положение вовсе не было таким, как его обрисовал Родзянко. Тот понимал, как склонить на свою сторону адмирала, который, находясь вдали от центра политики, не мог быть в курсе происходившего. Вероятно, так же, как и Непенин, были спровоцированы и некоторые главнокомандующие фронтов, и, таким образом, получалось впечатление, что переворот единодушно признан всем высшим командованием.

Медлить адмиралу Непенину было нельзя, так как на флоте уже поползли зловещие слухи о внутренних событиях, причём некоторые корабли были уже ненадёжны; очевидно, пропаганда с берега работала не покладая рук. Непенину оставалось только идти впереди событий, чтобы не упустить инициативы. Нет сомнения в том, что пришли Родзянко телеграмму другого характера, чем та, которая была получена, Непенин, несмотря ни на что — ни на беспорядки на флоте, ни на грозившие быть убийства офицеров, ответил бы отказом в признании. Но лукавая телеграмма говорила только о передаче власти наследнику цесаревичу, причём в ней сквозил намёк, что это только временная мера, диктуемая необходимостью момента. Если бы было не так, то адмирал Непенин сумел бы умереть. Он много раз уже видел смерть перед своими глазами и всегда был готов к ней. Когда в ноябре 1904 года на рейде Порт–Артура броненосец «Севастополь» под командой славного Эссена отбивал бесчисленные атаки японских миноносцев, рядом с ним бок о бок вёл бой и погиб маленький миноносец «Сторожевой». Командиром его был будущий командующий Балтийским флотом, в то время капитан 2–го ранга А. И. Непенин. И теперь бы он поддержал честь своего Георгиевского креста, полученного им ещё за Артур…

Адмирал Непенин после посылки телеграммы ходил как убитый. Он не сочувствовал и не мог сочувствовать тому, что творилось там, в Петрограде. Прежнего жизнерадостного, деятельного адмирала нельзя было узнать. Он как‑то сразу весь осунулся и постарел за несколько часов.

Непенин говорил своим близким, что предвидит гибель флота. На следующий же день он послал Родзянко вторичную телеграмму, которой предупреждал, что, если не будут приняты экстренные меры, Балтийский флот неизбежно развалится.

Отослав ответ, адмирал немедленно устроил у себя на «Кречете» собрание всех флагманов, на которое пригласил и коменданта крепости. Когда все собрались, он объявил о телеграмме Родзянко и о своём ответе, прибавив, что если кто‑либо из присутствующих не согласен с его решением, того он просит прийти к нему в каюту.

Все присутствовавшие на собрании флагманы признали решение командующего правильным. Они, разумеется, не приветствовали разыгрывавшихся событий, но считались, как тогда представлялось, с их неизбежностью.

Только один из флагманов никак не мог согласиться с логичностью приводимых доводов.

Этот флагман был — адмирал Михаил Коронатович Бахирев.

Сейчас же после заседания он прошёл в каюту к адмиралу Непенину и заявил ему, что остаётся верен его величеству, а потому не считает для себя возможным продолжать службу.

В ответ на это он услышал тихий, сдавленный голос Непенина: «Слушай, Михаил Коронатович, неужели ты хоть на минуту мог усомниться в том, что я не так же верен государю, как и ты. Я ещё не представляю себе, как всё это могло случиться, каким образом и кем государь поставлен в такое положение. Теперь война, которую необходимо довести до конца. Я верю, что после окончания её государь, если ему только будет благоугодно, снова примет власть в свои руки. Мы же теперь должны не уходить, а оставаться и бороться как с внешними, так и с внутренними врагами путём умелого руководства вверенных нам масс. Иначе, если мы уйдём, то этим только сыграем им в руку.»

«А мне кажется, — ответил Бахирев, — что сделать ничего нельзя, если только последует отречение. Сегодня потребуют передачи власти наследнику цесаревичу, завтра этим уже не удовлетворятся, потребуют республики, а послезавтра приведут Россию к гибели. Ты говоришь — сейчас война; считаешь, что необходимо оставаться. Может быть, ты и прав; а может быть, мы с тобой уже и не дождёмся её окончания, так как от нас предпочтут избавиться. Конечно, когда нет государя, всё же пока есть Россия, которой мы должны служить. Я остаюсь, но только до конца войны.»