Лев Безыменский - Тайный фронт против второго фронта

Что же предлагал Хаусхофер в ноябре 1941 года, то есть уже в период провала немецкого наступления на Москву? Он исходил из посылки, что ни одна из великих держав войну выиграть не может, и посему необходимо компромиссное соглашение о разделе мира на сферы влияния. Как не сказать — прямое продолжение идей Альберта Плесмана! Хаусхофер предлагал такие «сферы»:

— Германия в границах 1914 года, рядом с ней «находящиеся под охраной рейха» Польша, Чехия, Словения, а также «дружественные» прибалтийские государства, Словакия, Хорватия и Сербия. Следующей категорией должны были стать «связанные с рейхом» Финляндия, Украина, Белоруссия и Кавказ. В Европе подлежала созданию «федерация» из Швеции, Норвегии, Дании, Швейцарии и Италии. Наконец, Германия должна была получить свою зону влияния в Африке;

— следующая сфера британо-американская;

— за ней японская;

— наконец, Африка, подлежащая совместному владению (опять идея Плесмана!). [63] Из архива Хаусхофера, изданного западногерманским историком Якобсеном.

Историки спорят — читал ли Гитлер документ Хаусхофера. Вполне возможно, поскольку в декабре 1941 года фюрер вызвал к себе ассистентку Хаусхофера и предложил ей изложить взгляды ее шефа на Великобританию, а в феврале 1942 года еще раз с ней беседовал. Но для нас интереснее другое: констатировать, с какой настойчивостью в самых различных буржуазных политических сферах — даже по разные стороны фронтов — возникала идея раздела мира на сферы влияния как некоей панацеи от войн и, разумеется, средства ликвидации коммунизма. Правда, великодушный Хаусхофер предлагал сохранить некое «великорусское государство за Уралом», но лишь как «ампутированный остаток» Советского Союза. Это не мешало ему считать, что Германия должна «овладеть всей русской территорией».

По своему характеру операции тайного фронта в конце 1941 — начале 1942 года и в конце 1942 года имели определенные различия. Если сперва они определялись временными успехами вермахта на советско-германском фронте, то после Московской битвы участники контактов — как с немецкой стороны, так и со стороны эмиссаров Англии и США — не могли не учитывать новую обстановку. Что касается немецкой стороны, то здесь даже в самой верхушке рейха (исключая, конечно, самого Гитлера) стали появляться сомнения. Как признавался после войны в письме ко мне генерал Франц Гальдер — бывший начальник генштаба сухопутных войск — у него уже после Москвы сложилось мнение, что войну, как он выразился, «нельзя выиграть военными средствами», то есть нужны были средства политические. Аналогичное «прозрение» пришло и к начальнику разведки СС Вальтеру Шелленбергу, который в августе 1942 года в беседе с глазу на глаз поставил Гиммлеру вопрос: что он собирается делать, если война будет проиграна? Ответ у Шелленберга был готов: попытаться, пока не поздно, установить контакт с США и Англией. Гиммлер согласился с ним.

Эта новая ситуация нашла свое выражение и в официальной позиции Берлина. Если в период успехов на фронте всякий поиск сепаратного компромисса отвергался как противоречащий интересам держав «оси», то с середины 1942 года как Риббентроп, так и германские спецслужбы — Канарис и тот же Шелленберг — стали думать по-иному. Пример тому — тайные зондажи, которые осуществлялись в 1942 году в Швейцарии. Здесь со стороны западных союзников с января действовал английский генконсул Эрик Кэйбл, опытный разведчик.

По документам, хранящимся ныне в Центральном государственном архиве ГДР в Потсдаме, Н. С. Лебедева восстановила ход этой запутанной интриги. 12 февраля 1942 года министр иностранных дел Швейцарии Пиле-Гола, известный своими прогерманскими симпатиями, встретился с немецким посланником Отто Кёхером, который в ближайшие дни собирался в Берлин. Пиле-Гола знал, что Кёхер информирован о зондажах, предпринимавшихся через Эйткена осенью 1941 года. На этот раз Пиле-Гола попросил Кёхера задать в Берлине вопрос: может ли Германия возобновить переговоры с Англией об обмене тяжело раненными и больными военнопленными? Одновременно он дал понять, что при этом можно было бы «обсудить и другие вопросы». В этот же день Кёхеру был задан швейцарской стороной и другой вопрос: как прореагировал бы Берлин на «мирную инициативу»?

Кёхер, не ожидая инструкций, ответил, что «серьезный запрос относительно заключения мира был бы тщательно изучен в Германии». Однако это начинание не получило развития: Кёхеру было приказано дезавуировать свой ответ и сослаться на «решимость воевать до победного конца». Но буквально через несколько дней Риббентроп, принимая итальянского министра Д. Боттаи, неожиданно заговорил с ним о… позиции Англии в вопросе заключения сепаратного мира. Вслед за этим в Риме немецкий посол фон Бисмарк, а в Анкаре фон Папен стали интересоваться возможностями заключения сепаратного мира.

«Теплился огонек» и в Швейцарии. В конце февраля швейцарский собеседник Кёхера федеральный советник Шультгес известил посланника, что имел беседу с одним «влиятельным американцем». Тот, хотя и не принадлежал к правящим кругам, все же счел нужным сообщить, что в определенных сферах США размышляют над вопросом о целесообразности прекращения войны. Пиле-Гола в апреле снова заговорил с Кёхером о возможности переговоров об обмене военнопленными.

На этот раз Кёхер был более осторожен. Он ответил в духе, предписанном Риббентропом, однако в своем рапорте он высказал мнение, что инициатива исходит вовсе не от швейцарского министра, а от Э. Кэйбла. Именно Кэйбл, беседуя с известным швейцарским военным промышленником Бюрле, сказал о своем «благожелательном отношении» к идеям «новой Германии» и о том, что следовало бы немедленно начать англо-германские переговоры — предпочтительно на высоком уровне. Новое указание Кёхеру из Берлина было неожиданным: сохранить связь с Кэйблом. Более того: предписывалось выяснить, по чьей инициативе действовал консул, насколько серьезны его намерения. Это указание было выполнено: Бюрле встретился с Кэйблом, а тот пожелал видеть официального представителя германского посольства. Тогда роль посредника взял на себя… Шелленберг. Заручившись поддержкой Гиммлера, он установил контакт с Кэйблом, который продолжался до 1943 года. Остается лишь добавить, что резидентура УСС знала о действиях английского генконсула.

Следует отметить, что идея «зондирования» противника уже в 1942 году не пользовалась поддержкой президента Рузвельта. Когда в сентябре в Ватикан отправился личный представитель президента Майрон Тэйлор (крупный сталепромышленник), ему было поручено выяснить степень заинтересованности некоторых стран в выходе из войны. Когда Тэйлор занялся этим вопросом, он мог установить, что на «ватиканском плацдарме» идет активное обсуждение этих проблем. Так, накануне его приезда у папы Пия XII получила аудиенцию принцесса Мари-Жозе (супруга наследного принца Италии) и просила его о посредничестве в переговорах с Западом. Была разработана программа, содержащая условия сепаратного мира. Она была передана в Вашингтон. Однако реакция президента была определенной: он заявил, что миновало время, когда подобные условия мира могли быть приемлемыми. Этот ответ стал известным и в ведомстве Риббентропа.