Джордж Крайл - Война Чарли Уилсона

Все началось с прибытия фанатичного исламского фундаменталиста из отряда Юниса Халиса — того самого командира, который просил Уилсона обеспечить поставку испанских доспехов. Афганец был крупным мужчиной по имени Африди и имел серьезную проблему медицинского свойства. Его жена никак не могла родить, а поскольку он был известным полевым командиром и самозванным муллой, ему удалось доставить в США свою супругу в надежде восстановить ее репродуктивную функцию.

После небольшого исследования Шнабель обнаружил, что проблема не имеет отношения к жене Африди. По его словам, «в пистолете Африди не осталось патронов, и он испытывал ужасные эмоциональные мучения». Судя по всему, Африди вымещал свои переживания на представителях соперничающих племен, и в конце концов разразилась ссора, которая привела в ужас медсестер. Афганцы раскололись на два лагеря: фундаменталистов и умеренных, а также разделились по племенам. Шнабелю позвонили из клиники с паническим предупреждением о неизбежной резне.

Когда он приехал в клинику, афганцы уже потрясали ножами. «Я слышал, вы хотите убить друг друга, — сказал он. — Вы должны знать, что все отправитесь домой следующим рейсом, если не одумаетесь. А теперь отдайте мне ножи». Никто не подчинился. Тогда ветеран политических компромиссов попробовал обратиться к их здравому смыслу. «Аллах любит вас обоих, — убеждал он, встав между ними. — Аллах любит и тех и других. Вы должны помириться».

Речь Шнабеля была очень прочувствованной, но афганцы лишь угрожающе переглядывались. «Они кричали, спорили как безумные и тыкали друг в друга пальцами, — вспоминает Шнабель. — Но вдруг спор прекратился, и они обнялись. Мы все обнялись — знаете, на правую сторону, потом на левую и опять на правую. Мы обнимались так долго, что они исцарапали мне лицо своими бородами».

Шнабель вернулся в Вашингтон почти как герой, вполне уверенный, что он мастерски справился с ситуацией. Но через несколько дней раздался следующий ночной звонок из клиники. Моджахеды снова перессорились, и на этот раз положение было действительно серьезным.

Нельзя было допустить, чтобы подопечные Чарли перерезали друг друга в респектабельной техасской клинике. На кону стояла репутация Уилсона. Фактически вся программа лечения афганских раненых находилась под угрозой, и это в определенной степени угрожало военной операции ЦРУ в Афганистане. Менее стойкий человек отступился бы от этих закоренелых фанатиков, но Шнабель не зря возглавлял «лучший маленький бордель в Техасе». Он обдумал план действий, пока летел на запад.

Афганские фундаменталисты были недовольны своей едой. Их религия требовала, чтобы животные проходили церемонию освящения перед убийством. Шнабель ухватился за эту возможность, чтобы заручиться сотрудничеством главного смутьяна по имени Африди: он предложил афганцу стать местным муллой. Вскоре изобретательный помощник Уилсона и бородатый мусульманин оказались среди целого моря цыплят на местной птицефабрике. Африди с подобающей торжественностью произнес молитву, заканчивавшуюся словами «Аллах акбар». В тот вечер новоявленный мулла был очень доволен собой и ужином из курицы.

Но через некоторое время Авриди снова начал мутить воду: он сказал моджахедам, что каждый из них имеет право на два звонка домой в неделю, зато его личный враг из соседней палаты по имени Рашид звонит домой сколько хочет. После этого ножи снова были вынуты из ножен. В отчаянии Шнабель позвонил афганскому полевому командиру в Пешаваре, и тот предупредил Африди о возможных последствиях. Но ничто не могло успокоить распоясавшегося фундаменталиста, и, по словам Шнабеля, когда его вернули домой следующим рейсом, «соплеменники незамедлительно повесили его в назидание остальным».

Тем не менее программа помощи раненым оказалась поразительно эффективной для обработки общественного мнения в Америке. Случались и другие осечки, но, как правило, врачи и медсестры в клиниках, куда поступали афганцы, видели чрезвычайно храбрых и впечатляющих людей. До тех пор средства массовой информации не уделяли особого внимания афганской войне, но теперь местные газеты полнились статьями о доблестных воинах.

Все программы, которые Уилсон организовывал самостоятельно или помогал создать, вскоре начинали жить собственной жизнью. Более того, они начинали дополнять друг друга, словно по генеральному плану, у которого не было другого архитектора, кроме целеустремленного конгрессмена, теперь ведущего трезвый образ жизни. Его офис напоминал голливудскую съемочную площадку, на которой все чаще появлялись разнообразные экзотические персонажи: бородатые командиры моджахедов, пакистанские генералы, агенты Моссада из Израиля, саудовские принцы, торговцы оружием и фельдмаршалы из Египта, начальники оперативных пунктов и отделов ЦРУ, аналитики разведслужб, эксперты по России, специалисты по взрывчатым веществам и конструкторы оружия из Пентагона. Они говорили о войне, которая разворачивалась за тысячи миль от них, о конфликте, мало волновавшем большинство американцев. Но если бы кто-нибудь из либеральных коллег конгрессмена смог узнать, какие планы и смертоносные устройства обсуждались и разрабатывались на этих удивительных совещаниях, они несомненно пришли бы в ужас.

Несообразность происходящего бросалась в глаза каждому посетителю, проходившему через кордон высоких очаровательных секретарш из Техаса в приемной и приветствовавшему добродушного, похожего на ковбоя конгрессмена, который вел себя так, словно он в одиночку отстаивал американские интересы в Афганистане. Его коллеги-демократы вели шумную кампанию против ЦРУ: они организовывали парламентские расследования и старались закрыть тайные военные программы в Центральной Америке. Но в комнате № 2265 офисного здания «Рейберн» Уилсон делал вид, будто демократическое большинство в Конгрессе и почти все остальные прилагают героические усилия по выдворению русских из Афганистана. Он спокойно убеждал Конгресс выделять огромные суммы, которые никакой президент или директор ЦРУ даже не думали просить у парламентариев.

По мере эскалации военных действий в Афганистане роль конгрессмена становилась все более очевидной. На стене его офиса, где уже красовались фотографии моджахедов, вскоре появился огромный снимок самого Уилсона, восседающего на белом коне и окруженного воинами ислама, корчившими свирепые рожи, словно в голливудском блокбастере. Очень странно, что никто не воспринимал всерьез эти намеки на его подлинную роль в происходивших событиях. Многие полагали, что техасский конгрессмен всего лишь разыгрывает свои детские фантазии. По мнению Авракотоса, это было одно из лучших прикрытий, какое только можно представить.