Илья Афроимов - Город, где стреляли дома

«Чересчур заботлива эта служанка, — подумал он. — Может, у нее за пазухой камень… Надо присмотреться повнимательней. В каждом русском живет сообщник Сафроновой, ее школы, оставленной в наследство каким-то, видимо, очень умным, учителем…»

Женя Чибисова приняла радиограмму:

«Из Козельска в расположение отряда вылетают разведчики Л. Соколов и В. Сафронова. Обеспечьте необходимую сигнализацию.

На дежурство заступили подрывники Иван Мартынов и Дмитрий Сигутин. Ольга Соболь пошла с ними, хотелось первой встретить подругу.

Подрывник Иван Мартынов

— Иди ты спи, лунатик, — добродушно прогонял ее Мартынов. — И без тебя встретим.

Но Ольга не ушла спать. Она стояла недалеко от лесной поляны, вглядываясь и вслушиваясь в хмурое небо. Одна за другой гасли звезды. Ухала сова, извещая о близком конце ночи. Но вот донесся приглушенный гул самолета. Дежурные подали сигнал. Первым приземлился Леонид Васильевич, за ним — Валя. Мартынов окинул ее любопытным взглядом.

— Не боялась прыгать?

А Ольга целовала и целовала соленые Валины глаза и губы.

В лагере долгожданных окружила гурьба. Каждый хотел спросить о делах на Большой земле. Дука напустился на партизан.

— Пошли все к дьяволу, дайте людям отдохнуть!

Когда Валя уснула, Леонид Васильевич сказал Ольге:

— Она ведь сбежала из госпиталя. Узнала, что самолет к вам летит — прямо ко мне. Из госпиталя поступила на нее жалоба, требовали вернуть. Но она так умоляла, так просила… Сдались и чекисты. Здоровьем-то еще слаба. Позаботься о ней.

Апрель был на исходе. Весна властно распоряжалась природой.

— Ты что такая грустная? — спросила Ольга. — Уж не влюбилась ли в кого?

— В ушах гудит, — призналась Валя. — Но это пройдет. Лесной воздух для меня лучше всяких докторов.

Показался Дука. С ним Ларичев. Командир что-то доказывал комиссару. Увидев Валю с Ольгой, повернули к ним.

— Поскупились там на награду-то, — сказал Дука. — Тебе бы в пору не Красная, а Золотая звездочка.

— Вы бы, Михаил Ильич, сказали лучше, когда в разведку пошлете.

— Отдохнешь малость и пойдешь…

— Чур, вместе! — вмешалась Ольга, словно речь шла о завтрашнем дне.

— А эту ошибку, — Ларичев показал на орден, — исправят. Не сейчас, так после.

Первого мая девушки отряда собрались вместе. С наслаждением вспоминали довоенные майские дни, друзей, знакомых.

— Мне совсем не нравятся ваши кислые физиономии, — возмутилась Фомина. — Споем, что ли?

И, не дожидаясь согласия, взяла на себя роль заправского конферансье:

— Начинаем концерт! Выступает заслуженная артистка… это я сама.

Голос у Веры звонкий, мелодичный.

Фомина топнула ногой и еще громче запела частушку.

В разгар импровизированного концерта Ольга спохватилась: исчезла Валя. Бросилась разыскивать подругу и вскоре увидела ее на просеке.

— Валя! — крикнула Ольга.

Та услышала, но посмотрела совсем в другую сторону. Ольга окликнула ее еще раз, но Валя почему-то никак не могла понять, откуда доносится голос. «Она не ориентируется на звук», — догадалась Ольга.

Дука, узнав об этом, страшно расстроился.

— Может, пройдет контузия?..

Но кто на это мог ответить?

А Валя каждое утро спрашивала:

— Подросли, девочки, у меня волосы?

— Подросли, еще бы! Скоро можно будет косы заплетать. А там и шрам рассосется, — обнадеживали они Валю.

Вскоре отряд отправился на новую стоянку, к берегам Болвы. Там начинался Дятьковский советский район, образованный в тылу врага. Ольга шагала рядом с Валей и без умолку болтала, пытаясь рассеять тревогу и грусть подруги.

Ранним майским утром Жуков пошел на огород вскапывать землю. Его квартирная хозяйка Анна Андреевна Рыжкова с Галей Губиной перебирали картошку.

— Напрасно мы потеем, — Жуков с силой вогнал в суглинок лопату. — Какая без навоза картошка.

— Навоза не достать!.. — Рыжкова не договорила. К калитке подошли две незнакомые девушки.

— Вам кого?

Та, что постарше, замялась. Зачем-то открыла и закрыла сумочку. Помоложе, тонкая и гибкая, с бойким взглядом, спросила:

— Вы Жуков?

— Я.

— Мой дальний родственник, кажется, живет здесь?

Это был пароль.

— Нет, он выехал, ваш родственник, — отозвался Евгений и пригласил девушек в дом.

Гостьи оказались парашютистками Западного фронта. Старшая назвалась Дусей Лантуховой, а ее подруга — Раей Борзенковой. Они просили сведения о движении эшелонов через узел Брянска-второго.

— Галя, — позвал Жуков Губину, — поухаживай за гостями, я скоро вернусь.

Жуков незаметно скользнул взглядом по улице. Небрежной походкой прошел мимо полицейских, судачивших на лавочке, мимо женщин, шепчущихся о чем-то, и свернул к базару. У входа на базарную площадь, перед деревянным щитом с картой, утыканной флажками, остановился. Несколько зевак, задрав головы, смотрели, как молодой немецкий офицер, весело насвистывая, переставлял флажки за Дон, восточнее Ростова.

— Казак капут. Кавказ капут. Москва капут! — напыщенно объяснял он.

Подошел Иванов, худощавый, на вид совсем юноша.

— А ведь палка о двух концах.

— Тише ты, — шепнул Жуков.

— Голос у меня такой — не гнется. А палкой с двумя концами мы, дровосеки, называем тонкое полено. Им можно ударить любого, хоть и тебя, смотря за какой конец взяться.

Офицер громко захохотал:

— Гут!.. Гут!..

Офицер не заметил, как Жуков перемигнулся с Ивановым. Офицеру не до Жуковых. Он думает, что война скоро кончится.

А она, война-то, и возле самого офицера. Сейчас Жуков и Иванов, потомственные железнодорожники, разойдутся у карты в разные стороны, а через некоторое время опять встретятся.

Жуков сообщит о парашютистках.

— Теперь на два фронта будем работать — на Брянский и Западный.

— На три, — поправил Иванов. — Партизаны — тоже фронт.

Иванов — руководитель пятерки. В пятерке семнадцатилетние ребята Иван Кулик и Миша Батюков, девушки — Дуся Цыпляева и Люба Сафронова. Через Обухова Иванов установил связь с Яковом Андреевичем. Раз в неделю на улицу Третьего июля группа передавала все, что разведывала, добывала. Таких пятерок в Брянске было много. К весне тысяча девятьсот сорок второго года в них действовало более четырехсот подпольщиков. Степанов, Черненко, Васильев и Жуков держали в своих руках нити ко всем патриотическим группам.