Лев Лурье - Ленинградский фронт

После Красного Бора мы некоторое время располагались около Волковского кладбища, готовились к операции по форсированию Дудергофки. Линия фронта проходила рядом, поэтому все танки были зарыты: окоп под танком, труба выведена, буржуйка стоит, чтобы масло подогревать. На холодном масле танк не заведется, поэтому по очереди дежурили, сохраняли боевую готовность машин.

Потом командование решило, что Дудергофку будем брать другим способом. Немцы пунктуальные, обедают постоянно в одно и то же время, в передовых окопах остаются только наблюдатели. Наши сосредоточили два батальона штрафников и обыкновенный батальон, и, когда они начали есть, поднялись, форсировали Дудергофку и заняли другой берег. Форсировать с боем нам не пришлось.

Канашин Иван

Мы участвовали в прорыве блокады и дошли до Синявинских высот. После прорыва, в январе 1943 года, меня направили на шестимесячные курсы младших лейтенантов в Сертолово. Но мы проучились всего 4 месяца, нам присвоили звание и отправили снова на фронт. Я опять попал на Синявинские высоты. Там было тяжело воевать — везде болота. Мы делали землянки, и вода доходила до колен. На нары ляжешь, а вода под бок подходит, и ты весь мокрый. Встаешь — в воду. Немцам лучше было. Мы в болотах сидели, а они на высотах. Им все было видно. Там столько гибло людей наших! Но это не сравнимо с нашими потерями на Невском пятачке. Я там тоже повоевал. Правда, всего 2 дня, а потом меня в голову ранило.

После войны много говорили о том, что не нужен был этот плацдарм. Там только гибли наши люди. Ночью приходило пополнение, за день их никого почти не оставалось. И следующей ночью — опять пополнение. Стреляли со всех сторон. Пятачок маленьким горлышком выходил к Неве, а кругом — немцы. Сколько там полегло — до сих пор неизвестно.

Канашин Иван

Смирнов Юрий

7 декабря сняли нашу 90-ю дивизию с Московской Славянки и перевели в Соцгородок, это рядом. Там мы тренировались, бегали, прыгали, готовились к форсированию Невы. Но мы не попали на прорыв блокады. Первыми прорывать было поручено 136-й стрелковой дивизии Симоняка, которая выглядела получше, не так измотана была, потому что дислоцировалась на полуострове Ханко. Она шла в первом эшелоне, вторым эшелоном — другие дивизии, а наша — третьим, на случай если чья-то атака захлебнется.

Когда соединились Волховский и Ленинградский фронты, прорванный коридор оказался небольшим. А надо было, чтобы там проходил поезд, подвозил питание и боеприпасы. И нашу дивизию направили на расширение этой свободной полосы, чтобы немцы не могли обстреливать поезда, идущие в Ленинград и обратно. Там дивизия провоевала до июня. Бои тяжелые были. Немцы на Синявинских высотах находились, а наши — в болотах. Там ранило меня последний раз, и после выздоровления я уже с пехотой распрощался.

Беляев Павел

С июля 1942 года 61-я легкотанковая бригада, в которой я находился в качестве врача, готовилась к прорыву блокады Ленинграда. Но до этого, когда я еще был в 1-й Краснознаменной танковой дивизии, я участвовал в одной из неудачных попыток прорвать блокаду.

Это происходило там же, где потом соединились войска Ленинградского и Волховского фронтов, в районе 8-й ГРЭС, у деревни Марьино. Ночь, очень холодно было, дали нам по 100 граммов водки и по кусочку сала, одели в белые маскировочные халаты и поставили задачу переправиться через Неву по льду и выбить немецкие войска из окопов передней линии укреплений. Когда мы подошли к Неве, немцы не стреляли, только освещали ракетами, было светло как днем. Но когда мы переправились на другую сторону реки и пробирались по единственной траншее к переднему краю немцев, они открыли ураганный огонь, и от нашего подразделения осталось очень мало людей, много было раненых. Атака не увенчалась успехом, мы возвратились обратно. Я был в таком шоковом состоянии, что не мог даже отвечать на вопросы. Я вспоминаю Михаила Ивановича Калинина, который говорил, что если человек хоть раз побывал в атаке, если ему 20 лет было, добавьте ему еще 10 лет, потому что он за время атаки столько пережил, что и за всю жизнь, может, не переживет. Это действительно так, я проверил на себе.

Коршунов Александр

45-я гвардейская стрелковая дивизия готовилась к наступлению через Неву, всего три батальона. Немцы облили свой берег водой, и он стал, как ледовая горка. Чтобы на нее забраться, мы делали деревянные лесенки, каждая весила килограммов 20 и 2 метра длиной. Мне выдали противотанковое оружие, потому что сообщили, что у немцев танки есть. Вскоре начался штурм, мы побежали с криком «ура» через Неву. Потом по этой лесенке забирались вместе с оружием. Я не смог, скатился вниз, и в это время рядом ударила мина, меня ранило в плечо. Штурм закончился ничем. Три батальона полностью погибли. Мне об этом ребята рассказывали в госпитале. Немцы тоже не дураки, у них разведка сильно работала, они отрезали дивизию с Невского пятачка, первую и вторую линии оставили и ушли далеко вперед. Когда мы дошли до их окопов, нас немцы стали колоть, рубить, в упор стрелять. Там сейчас памятник поставили всем, кто погиб. А в книгах об этом не писали, потому что наступление не было подготовлено, нас как мясо кидали, вот и не было результата.

Муштаков Порфирий

На Волховском фронте меня назначили начальником штаба дивизиона, потом я стал начальником разведывательного отделения штаба артиллерии 4-й армии. Очень мне памятна история с «Киришским подкопом». Это была строго секретная операция. Руководил ею главный инженер нашей дивизии Сорокин, до войны он был главным инженером метрополитена. Очень талантливый человек. Он со своими саперами из дивизии народного ополчения, которая по приказу Жукова 23 сентября 1941 года стала 44-й дивизией, сделал подкоп около 200 метров. И 30 тонн взрывчатки туда саперы перетаскали. В День Советской Армии, в феврале 1943 года, когда мы начали наступление, они ее подорвали. Я корректировал артиллерийский огонь, сидя на дереве, и все видел. Такой мощный был взрыв! Все на воздух взлетело. У немцев такой переполох начался, трудно вообразить…

Щупляков Эриксон

2 августа 1942 года мне исполнилось 17 лет, и в октябре меня уже призвали в армию в 14-й отдельный линейный запасной полк связи. У Витебского вокзала находился распределительный пункт. Меня спрашивают: «Любишь музыку?» Я говорю: «Очень люблю». — «Все, пойдешь в радисты».

5 месяцев я учился в Ленинградской военной школе радиоспециалистов на Суворовском проспекте. Сдал на 1-й класс, самый большой. И меня отправили на фронт в 46-ю стрелковую дивизию [39] 46-я стрелковая дивизия почти полностью уничтожена в 1942 году под Мясным Бором. Воссоздана осенью 1942-го, сражалась в районе Красного Бора, освобождала Павловск. , под Красный Бор. Служил в батальоне связи при штабе дивизии.