Лев Лурье - Ленинградский фронт

В начале войны наша пропаганда большого влияния не имела. Когда немцы наступали и брали город за городом, когда продвигались по 120 километров в сутки, что можно было пропагандировать. Тем более, наша информация в то время носила классовый характер. В наших первых листовках говорилось: «Немецкие рабочие, немецкие крестьяне! На кого вы подняли свое оружие? На страну Советов, на первое государство в мире рабочих и крестьян! Опомнитесь, здесь ваши братья». Очень быстро мы поняли, что классовая пропаганда на немцев не действует. Ведь они были поколением, охваченным очень сильным влиянием нацистской агитации, всякими националистическими идеями. Большинство немецкого народа поверило Гитлеру, что им предстоит особая роль в мире. А прозрение пришло, когда Германия была разбита полностью.

В дальнейшем тон нашей пропаганды стал другим — информационно-силовым. Мы действовали на основе фактов, с доводами устрашения. Наши листовки выходили с очень удачными коллажами, например, Наполеон держит в руке маленькую фигурку Гитлера и говорит: «И ты еще туда полез? Я там был — ничего у тебя не получится». Или другая, со словами: «Эту страну не удастся завоевать, здесь вы сломаете себе голову, здесь вы протянете ноги».

В 1943 году в 67-й армии [41] 67-я армия образована 10 октября 1942 года в составе Ленинградского фронта. Армия до 1943 года обороняла правый берег Невы, удерживала «Невский пятачок» и прикрывала Дорогу жизни. Участвовала в прорыве блокады Ленинграда и 18 января соединилась с войсками 2-й ударной армии Волховского фронта. была создана звукостанция на самолете. На высоте 600–700 метров, когда пилот начинал постепенное снижение, в течение 1,5–2 минут наговаривался текст пропагандистского характера. Когда наша эскадрилья стояла в Колтушах, приезжал корреспондент ЛенТАСС Борис Уткин и делал репортаж о нашей работе. Сохранилась фотография: на фоне самолета стоит пилот старший лейтенант Женя Некрасов и я, старший лейтенант, летавший на этом самолете в качестве диктора. Два лета мы летали по ночам с аэродрома в Колтушах, а потом с нового аэродрома, который располагался за нынешним проспектом Энгельса.

Немцы нас обстреливали очень активно, мы это видели по трассирующим пулям вокруг нас. Возвращались на базу с пробоинами в крыльях, а один раз маслопровод немцы пробили. Но Женя Некрасов дотянул до аэродрома и как-то сумел сесть. Очень был опытный летчик. К сожалению, в конце войны он был сбит и погиб.

В германской армии были уверены, что русские в плен не берут. Попадешь в плен — тебя расстреляют. Мы должны были изменить это убеждение, чтобы снизить боевую способность войск вермахта. Если человек знает, что его расстреляют, то он будет драться до последнего. А если он знает, что в плену останется жив, то будет сопротивляться менее яростно. Мы писали в наших листовках: «Вот, познакомься с жизнью пленных в лагере. Некто Франц Гольд, повар, на обед приготовил „айнтопф“». По-немецки это горшок, где суп и второе вместе, что-то типа нашего жаркого. И еще, каждому — по 200 граммов хлеба. Такая листовка запоминалась. Франц Гольд — реальный немец, который был у нас в плену. Здоровый мужик, стал в ГДР заместителем министра госбезопасности и начальником охраны Политбюро и правительства ГДР, я его очень хорошо знал. Не буду говорить, что в плену было сладко. Плен есть плен: болезни, тяжелый труд и, конечно, недоедание. Я перевел немецкую книгу «О прошлом с любовью». Ее написал немецкий офицер, бывший в плену под Ленинградом. Он попал в плен в Польше, но сидел в лагерях в Сестрорецке, Лисьем Носу, Красном Селе, и даже в Ленинграде на одном заводе работал. Когда он вернулся в Германию, стал католическим священником. В 1990-е, когда у нас были пустые полки, создал фонд помощи Ленинграду. Он писал, что в тяжелое время плена увидел необыкновенную страну и необыкновенных людей. Ненависти по отношению к немцам он не чувствовал. Наверное, это так. К уже поверженному врагу массовой ненависти не было.

С первых же дней оккупации гитлеровцы столкнулись с организованным сопротивлением в собственном тылу. Ленинградское управление НКВД уже в июне 1941-го предусмотрело самый мрачный вариант развития событий. Советская пропаганда еще обещала скорую победу над врагом. Но чекисты создавали диверсионно-разведывательные отряды, которые выводили в леса Ленинградской области. Первый отряд, набранный из студентов института физкультуры имени Лесгафта, ушел в леса под Лугу уже 27 июня. Спецотряды НКВД создавали в лесах партизанские базы. А с приходом немцев развернули борьбу в тылу врага.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Пенкин Алексей

Я работал на ремонте судов в Балтийском пароходстве и учился на вечернем отделении мореходки. В тот день, когда началась война, мы были в Мореходном училище на Васильевском острове. Нас поздравили с окончанием второго курса, раздали зачетные книжки и сказали, что учебу нам придется заканчивать уже после войны, а сейчас надо идти воевать. Я приехал домой. Жена говорит: «Тебя просили прийти в Балтийское пароходство, в политотдел».

Я пришел. Мне сказали, что есть постановление о создании партизанских отрядов в помощь Советской армии. Проводится запись желающих защищать Родину. Все стали записываться. И я записался. Скомплектовали группу, все были с военной подготовкой. Многие закончили мореходную школу в 30-х годах. Нас из пароходства, как моряков дальнего плавания, на постоянную службу в армию и во флот не брали на основании Приказа № 45 Министерства обороны, могли призывать только на кратковременные сборы.

С первых же дней оккупации гитлеровцы столкнулись с организованным сопротивлением в собственном тылу

Нас стали готовить к разведывательно-диверсионной работе. Учили стрелять, водить мотоцикл, работать с радиостанцией и, главное, делать взрывчатку. Должны были прыгать с парашютом, но это почему-то не состоялось. А еще мы обязаны были рассказывать местному населению, что происходит в стране и на фронтах, то есть вести пропаганду.

Нас разделили на тройки, выдали комбинезоны синеватого цвета, плащ-палатки полуавтоматы-винтовки. Они не особенно хорошие, чуть засорятся и уже не действуют. Гранаты выдали, но не лимонки, а такие трубчатые. Туда запал вставлялся, надо было ручку отвести и быстро бросить, иначе запал мог взорваться в руках.

Вначале мы работали в Лужском и Кингисеппском районах. Шоссе минировали ночью, пока у немцев все движение прекращалось. Они предпочитали по ночам отдыхать. С рассветом шли танковые бригады или техника немецкая, и мы подрывали их. Один раз подорвали большую колонну.