Брайан Кастнер - Долгая прогулка

За неделю до предполагаемого выезда автоколонны я составил и отправил адъютанту генерала черновик письма-разрешения. Ответа не последовало.

За шесть дней до предполагаемого выезда я позвонил в штаб генерала, чтобы узнать, что там решили по поводу моего запроса. Меня попросили прислать повторный запрос.

За пять дней до предполагаемого выезда я отправил повторный запрос по электронной почте. Ответа не последовало.

За четыре дня до предполагаемого выезда я снова позвонил в штаб.

— Пришлите, пожалуйста, письменное обоснование отказа от использования транспортного самолета С-130 для перевозки роботов, — предложил начальник штаба.

— Эти самолеты летают раз в сутки, да и то половина рейсов отменяется, — ответил я. — Если отправимся в Багдад на машинах, мы заберем новых роботов и сразу же поедем обратно. Мои ребята успеют вернуться на базу в тот же день. Мне нужны роботы и мои люди — я не могу допустить, чтобы они застряли в Багдаде на трое суток, дожидаясь самолета.

— Пожалуйста, письменно обоснуйте отказ от использования транспорта С-130, — повторил начштаба.

За три дня до предполагаемого выезда автоколонны я отправил в штаб повторный запрос, приложив к нему требуемое обоснование.

За два дня до предполагаемого выезда у нас сломался еще один робот.

За день до предполагаемого выезда я снова позвонил в штаб, надеясь получить устное разрешение на выезд.

— В данный момент ваш запрос находится в стадии рассмотрения, — сообщил помощник генерала по административным вопросам.

— Автоколонна выходит завтра. Нам нужен ответ! — не унимался я.

— Ответ будет выслан по электронной почте, — напомнили мне.

Настал день отправки автоколонны в Багдад. Никакого ответа по электронной почте я не получил. У нас было три неисправных робота.

— Мы едем в Багдад или нет? — поинтересовался Халленбек — командир одной из трех моих групп, оставшихся без робота; его робот лежал в разобранном виде в одной из машин сопровождения. — Машины выезжают через двадцать минут, — напомнил Халленбек.

Я снова проверил электронную почту и взглянул на телефон. Мне не было дела до того, что ответит генерал. Нам были нужны роботы.

— Да, идите садитесь в машину. Поторопитесь, а то опоздаете.

Через час после отъезда автоколонны в Багдад из штаба пришел ответ с отказом. Еще через полчаса я поехал к своему начальнику, и тот объявил, что я арестован, и зачитал мне мои права. Когда вечером того же дня автоколонна вернулась на базу с тремя новыми роботами, я не мог поздравить ребят с возвращением, так как меня уже там не было.

Однажды ясным зимним утром, когда иней уже начал таять под лучами встающего над пустыней солнца, жители крохотной иракской деревушки вышли из своих домов, чтобы впервые в жизни принять участие в выборах. Вереница избирателей растянулась вдоль грязной дороги, разделявшей деревню на две части. Несмотря на угрозы террористов и опасность нападений, люди часами стояли на улице, ежась от холода и кутаясь в халаты и платки, и ждали, когда подойдет их очередь проголосовать в какой-нибудь обветшалой школе или ином общественном здании, а потом с торжествующим видом появлялись в дверях избирательного участка, показывая испачканный чернилами палец. В тот день дислоцированное в Баладе саперное подразделение круглые сутки без перерыва отвечало на телефонные звонки: сообщали о бомбах, обнаруженных во время утренних церемоний открытия выборов, о расследовании атак террористов-смертников на исполненных надежды мирных избирателей. В тот день я сидел в штабном помещении и читал книгу, ожидая своей участи.

Мы готовились к выборам со дня прибытия в Балад. Для террористов избирательные участки всегда были идеальной мишенью: сюда направлялись угрозы и ложные звонки, при помощи которых террористы рассчитывали запугать местных жителей и заставить их сидеть дома. Когда же выборы все-таки начались, появились реальные бомбы. Среди них были взрывные устройства, соединенные шлейфом, — их находили возле правительственных зданий вдоль дорожек, на которых должны были стоять, ожидая своей очереди, люди. Сообщали о случаях обстрела избирателей из проезжающей мимо машины. Бывало, что террористы бросали из окна автомобиля в толпу мешки с песком, начиненные радиоуправляемыми минометными минами. Мины с часовым механизмом прикреплялись накануне выборов к машинам, припаркованным у избирательных участков: адским машинкам предстояло взорваться утром, когда работники участков придут на работу. Все эти и многие другие взрывные устройства команда саперов из Балада обезвреживала, исследовала и разбирала. Без меня.

В день выборов мне не суждено было повести в бой моих людей.

Это была моя война, но, вместо того чтобы сражаться на ней, я просто сидел один, оторванный от братьев по оружию, и, как выбитый из колеи неудачник, в немом бессилии ожидал своей участи.

Я сижу дома на диване, ночной мрак наполняет комнату сквозь панорамное окно за спиной. Безумие клокочет в груди. Я тупо смотрю на стоящие передо мной бутылки. Дёрг. Сегодня левый глаз ведет себя плохо. Я ищу облегчения в том, чем уставлен мой стол.

Пить я начинаю как можно раньше, находя для этого любые предлоги. Не каждый день, но все чаще и чаще. В такие дни, когда нервный тик донимает особенно сильно, им заняты все мои мысли, если не считать бурлящего Безумия. Сегодня тик в глазу достает меня больше, чем когда-либо. Бешено пульсирует верхнее веко, трепыхается и подергивается нижнее. Я — зверь, который сходит с ума, беспрестанно отвлекаясь — не на жужжание насекомых, а на выкрутасы собственного изменившего ему тела. Я не могу с ними совладать. Они невыносимы. Так же, как ощущение Безумия.

Пара бутылок после обеда. Две бутылки пива перед ужином. Тик не прекращается, пока я ем спагетти.

Еще две бутылки во время мытья посуды. Начав помогать жене купать детей, я тут же отказываюсь от этой затеи, поскольку тик мешает мне отличить жидкое мыло от шампуня.

Дёрг. Я осушаю еще одну бутылку перед хоккеем по телевизору. Дёрг. Сажусь на диван и наливаю себе еще. Дёрг. Дёрг.

Я не замечаю, что жена уже легла спать. Теперь я сижу один и открываю очередную бутылку. Пустых бутылок на журнальном столике становится все больше.

Дёрг.

Дёрг.

Пожалуйста, перестань дергаться.

Дёрг.

Я быстро допиваю стакан, и меня слегка ведет, когда ставлю его на столик.

Комната плывет перед глазами, тик и сердцебиение замедляются.

Дёрг. Безумие. Дёрг.

Последняя бутылка в картонной упаковке. Видели бы меня сейчас мои боевые товарищи. Какой жалкий, должно быть, у меня вид! Как бы я им это объяснил? Мол, напиваюсь, чтобы успокоить глаз, который вот-вот выпрыгнет из черепа. Один, в темноте. И мне страшно.