Павел Ефремов - Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

Ресторан в Кейле был популярен не только среди вояк многочисленных частей, расположенных вокруг, но и у местного населения, и попасть в него по субботам было проблематично. Либо приходи к открытию, либо имей свою лазейку. Мы имели лазейку. Как-то раз, пытаясь пробиться в переполненный ресторан, мы с Палехиным разговорились со стариком-швейцаром Петровичем, и выяснилось, что он капитан 2 ранга запаса, осел в Эстонии лет двадцать назад, а швейцарствуя, прирабатывает к пенсии. Закрепив знакомство несколькими десятками рублей и бутылкой водки, мы получили доступ в ресторан в любое время независимо от наличия свободных столиков, а внутри уже разбирались с официантками отдельно и, как правило, успешно. Либо нам выносили из подсобки отдельный стол, либо подсаживали к кому-нибудь. К тому же в ресторане существовала практика резервирования мест, когда можно было заказать столик на следующий выходной, не платя за это ни копейки, и зная точно, что твое место будет свободно как минимум два часа после вечернего открытия ресторана.

Так произошло и в этот раз. И хотя у входа в ресторан теснилась внушительная толпа жаждущих водки, женщин и музыки, Петрович, без вопросов и не обращая внимания на возмущение других соискателей свободных мест, пропустил нашу компанию вовнутрь. Знакомая официантка получила причитающуюся ей «премию» и начала нас рассаживать. К сожалению, вместе за один стол нам попасть не удалось, поэтому Носков, Лукашевич и Тетюев оказались за одним, а Дуев, Палехин, Валовик и я — за другим столом, поодаль друг от друга.

Не знаю, что заказывали за другим столом, а мы, не заглядывая в меню, попросили традиционный набор. Эскалоп с гарниром, салат «Столичный», две бутылки водки и бутылку «Вана Таллинна». Эскалопы здесь творили замечательные, чуть ли не в три раза больше, чем в ресторанах средней полосы и Крайнего Севера, сочные и из хорошего мяса. Ну а салаты во всех кабаках Советского Союза были одинаковы по рецептуре и составу, словно творились по единой для всех инструкции Министерства пищевой промышленности.

Выпили. Закусили. Поговорили. Сначала о жизни, а потом, естественно, свернули на службу. Расстроились и снова выпили. После третьей начали приглядываться к залу. Даже на пьяный глаз четко просматривалось деление сидящих за столиками на две группы. Шумно что-то обсуждающие, размахивающие руками и непрерывно курящие мужчины в обрамлении большого количества бутылок и тарелок, несомненно, являлись представителями русской нации и самой ее лучшей части — офицерства. Другая группа людей была в явном меньшинстве, сидела тихо, скромно, без лишнего шума и чрезмерного раблезианства на столе. Это было местное население. Из-за их столов слышались приглушенные разговоры на эстонском языке, но все же главным их отличием было присутствие за столами женщин. Да-да. Именно женщин. К величайшему нашему разочарованию, эстонские женщины относились к нам безразлично. То ли им своих мужчин хватало, то ли общение с иноземцем считалось неприличным, но аборигенки обходили нас за три версты, и в контакты старались не вступать, за исключением постоянно проживающих в Эстонии соотечественниц и девушек самой древнейшей профессии. Но так как первых было не так много, а со вторыми в те времена никто из нас не умел толком общаться и обращаться, то в большинстве случаев мы коротали ресторанные вечера в сугубо мужских компаниях, изредка пытаясь пригласить на танец эстонских дам. Да и, честно говоря, не особенно хотелось! Танцуешь, шепчешь девушке на ухо приятности всякие, а она мурлычет тебе в ответ не на могучем русском, а на тягучем эстонском, хотя русский знает, стерва белокурая! А ты думай, что она там верещит тебе — может, рассказывает гадости всякие и какой ты на самом деле козел, офицер военно-морского флота. Одним словом, мы сами старались на знакомства не навязываться и контачить с местными только по мере надобности.

После первых двух бутылок сделали перерыв, во время которого неутомимый Дуев обнаружил то, о чем мы не догадывались во все вечера, проведенные в этом увеселительном заведении. Оказывается, справа от эстрады была незаметная дверца, за которой скрывался уютный банкетный зал, и, что самое главное, там праздновалась свадьба одного лейтенанта-летчика из расположенного невдалеке гарнизона военных авиаторов. И было пруд-пруди нормальных девушек и женщин, для которых русский язык роднее некуда.

В данный момент в банкетном зале проходила торжественная часть свадебного ритуала, и разведав обстановку, тактичный Юра предложил временно вернуться за свой стол, пока ход событий на свадьбе не перерастет в обычное русло, то есть в нормальную советскую пьянку. Вот тогда можно к ним и присоединиться. А пока Юра, приняв на себя пост главы нашего стола, заказал еще «огненной воды» для достижения большего тонуса.

Подавляющее большинство в лице меня и Палехина Юру поддержало, несмотря на слабое сопротивление Андрюхи Валовика, которому хватало двух бутылок крепкого пива, чтобы выглядеть пьяным в стельку. А Палехин, являясь единственным и непосредственным подчиненным Валовика и терпя от того ежедневные упреки за все дела в дивизионе, страстно желал напоить начальника до детского состояния, чтобы хоть здесь отыграться за ежедневные мучения. Мы уселись за стол и принялись уничтожать вновь поданные напитки и закуски и позабыв по пьяной лавочке про наш второй стол.

А там дела шли своим чередом. Эстеты штурмана с самого начала повели светскую беседу, в которую Носков с его более приземленными запросами явно не вписался. Первое время он пытался говорить с корабельной аристократией на их языке, потом плюнул и приналег на водочку, с тоской поглядывая на наш стол. Подсаживаться со своим стулом здесь было не принято, и Носков потихоньку начал нализываться, чего он страстно хотел с самого начала поездки, так как свободу действий получал только в таких вот общих выездах экипажа, а все остальное время тихо страдал под гнетом жены, отличавшейся чрезвычайно вредным и склочным характером.

И, постепенно заменяя кровь алкоголем, офицер Носков дошел до точки «кипения», то есть до состояния, которого допускать было нельзя. Углубленные в себя штурманы момент этот упустили, и не обратили внимания на появившийся в глазах Носкова нездоровый блеск. А Шура вспомнил поездку домой, хамство жены в виде недоступа к телу, вечные упреки и ругань, и захотел любви, в самом простейшем ее понимании: телесном. Голова Шуры разом освободилась от лишних мыслей, а глаза начали работать в режиме перископа, выискивающего цель, которую необходимо поразить. И цель нашлась! Через пару столиков от них сидели трое. Две симпатичные блондинки двадцати-двадцати пяти лет и мужчина ближе к тридцати приятной наружности. Справедливо рассудив, что одному мужику две женщины многовато, Шура набычился, встал и направился к ним.