Гаральд Граф - Моряки

Командир же был сухой и педантичный господин, необыкновенно придирчивый, особенно на вахтах. Правда, это приносило нам пользу, но хотя бы он это делал немного спокойнее, а то из-за всякого пустяка поднимался крик, и так долго шло отчитывание, что решительно не хватало терпения. Но с кадетами он все же стеснялся и не позволял себе прибавлять обидных эпитетов, с матросами же было другое дело, и на них сыпалась отборная ругань, от которой не могло не коробить. Особенно доставалось рулевым, которые, по его мнению, не правили, а "играли на балалайке".

Доставалось также и старшему штурману лейтенанту В. Это был корпусный офицер, прозванный "шишкой", человек спокойный, но относившийся к своим обязанностям довольно-таки небрежно. Командир во время походов к нему постоянно приставал с вопросом: "Где наше место", этим делая намек, что тот должен чаще проверять место корабля. Однажды В. находился в штурманской рубке, а командир ходил по верхнему мостику и, по-видимому, уж очень извел его своими докучливыми вопросами. На вновь повторенное: "Где наше место" В. раздраженно крикнул "В рубке" Командир страшно рассердился, и им пришлось расстаться.

Это плавание также закончилось экзаменами, гонками и возвращением в Кронштадт, откуда мы разъехались в обычный отпуск.

В начале сентября мы опять явились в Корпус, теперь уже будучи кадетами Гой роты или младшего специального класса. С этого года время засчитывалось даже в действительную службу и шло на выслугу пенсии. Кроме высшей математики, приходилось приниматься серьезнее за морские науки; учение становилось гораздо интереснее.

Этот год ознаменовался тем, что высшее начальство наконец решило энергично взяться за Корпус и привести его, что называется, "в христианский вид" Это, действительно, было необходимо, так как все продолжалось увеличение флота современными кораблями, и вставал практический вопрос не только о количестве офицеров, но и о их качестве. Если количество офицерских вакансий во флоте не легко было заполнить по чисто техническим причинам, то их научная подготовка и воспитание и вовсе требовали каких-то серьезных мер.

Прежний директор Корпуса вице-адмирал К. получил строевое назначение в Черное море, а вместо него назначили более молодого — капитана 1-го ранга Д.[* Доможиров Александр Михайлович (21 июля 1850-25 февраля 1902 г). С 1896 по 1900 гг командовал крейсером “Россия”, активный участник русско- китайской войны 1900-1901 гг., офицер походного штаба вице-адмирала Алексеева. Исполнял должность коменданта крепости Таку. Награжден золотым оружием “За храбрость” 1 апреля 1901 г произведен а контр-адмиралы. Умер а С.-Петербурге после продолжительной и тяжелой болезни.], командира крейсера "Роо сия" Уже одно то, что он командовал "Россией", тогда одним из самых крупных и современных кораблей, доказывало, что новый директор Корпуса был на хорошем счету и выдающийся офицер. Кроме того, было очень важно, что Д. являлся для Корпуса новым человеком, хорошо знавшим требования, предъявляемые к офицерам на современном флоте, и, следовательно, мог легко заметить, что хромало в нашем образовании и воспитании. Главное же — он должен был внести свежую струю, которой так недоставало.

Все воспитанники страшно заинтересовались этим событием и с беспокойством ждали, в каком виде и в какой мере эта перемена отразится теперь на каждом из них. Новый директор явился в Корпус незадолго до конца учебного года и обошел все роты. В каждой он подолгу беседовал с кадетами и гардемаринами, собирая их вокруг себя. Видно было, что он хотел внушить не страх к себе, а доверие. Нам он сказал, что наибольшее внимание обратить на младшие выпуски, которые еще есть время перевоспитать, старшие же должны сами стремиться исправить свои ошибки, на которые он будет указывать. К такому началу мы отнеслись скептически и недоверчиво, но нас успокоили его простота и гуманность.

Весной еще не произошло никаких коренных перемен, и экзамены закончились обычным порядком: по-видимому, новый директор присматривался ко всему Во всяком случае, нельзя было бы сказать, что "новая метла по-новому метет" Начальником отряда, одновременно с производством в контр-адмиралы, был назначен он же.

Наш выпуск плавал на учебных судах "Генерал-Адмирал" и "Верный" Моя смена попала на "Верный", чему я был рад, так как на "Генерал-Адмирале" начальник отряда держал свой флаг, и, следовательно, ожидалось больше стеснений.

И в плавании адмирал старался действовать уговорами и внушениями и для этого часто посещал все суда отряда. Но надо сказать, что это мало действовало и, скорее, наводило скуку По- видимому, мы были уже настолько закоренелыми кадетами прежнего режима, что на нас одних слов было совершенно недостаточно.

Неизвестно, какое впечатление оставалось от этих бесед у самого адмирала, но трудно предположить, чтобы и он видел реальные результаты своей системы. Казалось, что она избрана ошибочно, и нас надо не уговаривать и вразумлять, а просто встряхнуть, заставить исполнять службу, не щадить за плохое учение и поведение и не смотреть как на детей и барчуков, а дать понять, что мы достаточно великовозрастные, чтобы сознавать, что от нас требуется. Кроме того, в воспитатели надо было дать новых, энергичных и выдающихся офицеров с флота.

Словом, и это плавание не слишком отличалось от прежних. Отряд совершал обычные плавания по Финскому заливу и Балтийскому морю, мы несли, как и полагалось, вахты уже более ответственные, чем в прежние плавания, изучали штурманское, минное, артиллерийское и машинное дело, и время проходило спокойно и быстро.

На "Верном" гардемарины устроились удобно: помещение было хорошее, удобное и приспособленное. В эту кампанию и с едой наладилось. Наш командир капитан 2-го ранга В. был полной противоположностью командира "Пожарского" — чрезвычайно вежливый и деликатный. Старший же офицер был настоящий морской волк: коренастый, с большим животом и одутловатыми щеками, между которыми сидел нос картошкой, с красным отливом. Рядом с ним всегда важно выступал пес Шарапка, тоже толстый и некрасивый. Так что мы и самого старшего офицера прозвали "Шарапкой" Пес был замечателен тем, что органически не переносил бегущей ноги, в особенности голой, и когда начинались авралы и матросы неслись к вантам, Шарапка с яростью лаял и пытался броситься вдогонку, но не делал этого, наверное, из боязни хозяина.

Будучи псом, так сказать, офицерским, он относился к команде с явным презрением. Это, впрочем, обычно и наблюдается на кораблях, собаки судовой команды сторонятся офицеров и, наоборот, офицерские псы избегают общения с командой.

У кадет с Шарапкой- старшим были натянутые отношения, и он положительно находил, что мы вредный элемент на корабле и только то и делаем, что всюду вносим беспорядок и пачкаем верхнюю палубу, которую он держал в образцовой чистоте. Мы предпочитали его избегать и уходили, как только он появлялся. Шарапка- младший был к нам более милостив, но тоже иногда на нас рычал, когда легкомысленно совершал прогулки без хозяина.