Гаральд Граф - Моряки

Во время этого перехода ничего особенного не произошло, и только раз общее спокойствие нарушилось маленьким происшествием: один солдат, сидя на бортовых поручнях, шалил со своими приятелями и упал за борт. Дело было днем, при полном штиле, немедленно подняли тревогу, и пароход застопорил машины. Спустили шлюпку и невольного купальщика благополучно вытащили из воды. Все пассажиры высыпали на палубу и встретили его дружным смехом, а полковник сделал строгий выговор.

Эта часть пути оказалась более интересной, так как приходилось идти Малаккским проливом, который очень узок, и потому иногда видны берега и встречается много кораблей. Пройдя его, повернули на север и Китайским морем пошли к берегам Тонкина, где вошли в устье Меконга и по реке стали подниматься к порту Сайгон. В этом месте река широкая, с низкими некрасивыми берегами и мутно-коричневой водой. Из этой мути часто высовывались хищные пасти крокодилов. Часа через четыре пароход подошел к пристаням города и не далеко от них, посередине реки я увидел "Диану" Таким образом, путь благополучно закончился, и спустя четверть часа я на сампане подходил к трапу крейсера. Оказалось, что Главный Морской штаб уже предупредил, и меня ждали. Первым делом я узнал, не слышно ли чего нибудь об эскадре, но никаких сведений не было, хотя ее и поджидали. На следующий день я получил из конторы пароходного общества деньги, которые затем с большим удовольствием сдал на хранение ревизору "Дианы".

Теперь оставалось ждать известий о приближении эскадры и спокойно жить на "Диане" Крейсер стоял разоруженным с малым числом офицеров и неполным комплектом команды. Чтобы занять время, я стал знакомиться с Сайгоном, который довольно интересен характерным обликом французского колониального города: не слишком благоустроенного и чистого. Днем, из-за жары, мы прятались на корабле, но зато вечером все съезжали на берег У многих появились знакомства, и даже у меня оказались знакомые в лице нашего доктора и его семьи. На их вилле было приятно проводить вечера за чашкою чая, точно в Ревеле.

Однажды я и мичман С. поехали осмотреть туземную часть города и притоны курильщиков опиума. С. научился уже его курить и уверял, что это приятно. Мы оказались в очень подозрительном квартале, где-то на берегу реки, и вошли в анамитский домик сомнительной чистоты. В маленьких комнатках на циновках валялись анамиты и анамитки с тонкими трубочками в зубах. Наше появление ни в ком не возбудило никакого внимания, и все продолжали заниматься своим делом. Какая-то анамитка подала С. трубочку, и он улегся на циновке и стал уговаривать и меня последовать его примеру, но я предпочел выбраться оттуда и вернуться на крейсер.

Довольно приятное впечатление производил зоологический сад, который помещался в большом парке с тропической растительностью. Видеть львов, тигров, леопардов и вообще диких зверей в клетках, устроенных среди пальм, кактусов и других растений, было действительно интересно. Лазающие по деревьям обезьяны и сидящие на ветвях попугаи создавали иллюзию девственных тропических лесов. Вот только бедный наш мишка, привезенный из сибирских лесов, имел жалкий вид, так как немилосердно страдал от жары. Я попробовал покормить земляка, но он и на это реагировал вяло.

На крейсере развилась сильная эпидемия тропической лихорадки, и буквально три четверти всего личного состава лежали больными. Все палубы были сплошным лазаретом. Трое матросов со слабым сердцем умерло. Вскоре и я почувствовал себя плохо: тело покрылось мелкой сыпью и поднялся сильный жар. Переносить эту болезнь на корабле было очень мучительно: приходилось лежать в маленькой каюте, стенки которой за день невероятно накалялись. От одного жара в теле становилось тяжело, а к этому прибавлялась духота и высокая температура в помещении. Иногда казалось, что не выдержишь и задохнешься, и постоянно хотелось пить. При этом все тело ужасно чесалось. Подчас было нестерпимо мучительно, и только после захода солнца и до утра чувствовалось облегчение и свободнее дышалось.

Промучившись добрую неделю, я стал понемногу поправляться. В это время из Главного штаба по телеграфу было получено распоряжение меня "срочно командировать в Батавию, в распоряжение агента капитана 2-го ранга П." Такое путешествие, конечно, могло быть очень занятным, но я боялся пропустить приход эскадры и не попасть на свой "Иртыш" Выручила болезнь, командир "Дианы" разрешил отложить поездку до моего полного выздоровления, а на это требовалось еще не менее десяти дней. Сообщение о месте нахождения эскадры за это время могло и выясниться.

Мой расчет оказался совершенно правильным: через несколько дней пришла телеграмма о проходе Малаккским проливом русской эскадры в составе 40 вымпелов. Я сразу воспрянул духом, даже вся слабость прошла, и, конечно, теперь не могло быть и разговоров о поездке в Батавию.

Скоро в Сайгон пришел французский пароход, который подобрал у выхода из Малаккского пролива, в открытом море, русского матроса, плававшего на койке. Его привели на "Диану", и командир стал расспрашивать, как он очутился в воде. Выяснилось, что этот матрос так боялся попасть в бой, что решил бежать с корабля. Это ему долго не удавалось, да и в открытом океане было бы безумием. Оттого в проливе, где виднелись берега и встречались пароходы, он и решился осуществить свою мысль.

План был таков: вечером, после молитвы, незаметно с койкой прыгнул за борт, и, держась за нее, он решил плыть пока его не подберет какой-либо случайный пароход или не удастся достигнуть берега. Будучи трусом, боясь погибнуть в бою, он проделал замечательный трюк, на который рискнул бы не каждый храбрый человек: ведь, прыгая с борта, можно было попасть под винты корабля или своего, или нескольких, идущих за ним в кильватер, так как "Нахимов", с которого он бросился, шел не концевым. Далее он рисковал тем, что может не выдержать пребывания в воде до рассвета, то есть в течение 7-8 часов, и пароходы пройдут настолько далеко, что не заметят В довершение и акулы могли съесть, так как их в этих водах очень много. Отчаянному дезертиру и повезло и не повезло: его подобрал пароход, идущий не на запад, а на восток да еще в Сайгон. Так беднягу и доставили на "Диану" и потом водворили обратно на "Нахимов".

Первым вестником эскадры было госпитальное судно "Орел", которое адмирал Рожественский послал в Сайгон запастись нужными медицинскими материалами. Оно также привезло приказание командиру "Дианы" нанять пароход и отправить на нем свежую провизию в бухту Камранг Это оказалось удобным случаем для меня, и командир мне разрешил им воспользоваться. Как только 2-го апреля пароход "Еридан" был готов, лейтенанты К., М., я и еще один инструктор по воздухоплаванию, пользуясь темнотой, прибыли на него. Со мной находился и мой неизменный спутник — чемодан с золотом.