Гаральд Граф - Моряки

В назначенный день, около шести часов вечера, мы пришли в помещение местного штаба, где были расставлены столы и сервированы обедом. Нас любезно встречал старик-генерал и целая толпа офицеров. Из них некоторые говорили, хотя и плохо, по-английски, немецки, французски, и многие по-русски, так что объяснялись мы легко.

Когда все собрались, генерал пригласил к столам, но как мы тщательно ни искали, на что бы сесть, ничего не нашли. Перспектива простоять весь обед, в особенности для стариков, показалась неприятною, да делать было нечего. Еда подавалась скромная, наполовину европейская, впрочем, вкусная. С обеих сторон вели разговоры старшие, а молодежь почтительно молчала, во всем замечалась строгая дисциплина и уважение к возрасту Наши офицеры скоро начали скучать и посматривать, нельзя ли уйти по домам, так как стоять и слушать неинтересные разговоры надоело, тем более что пока ни одной рюмки вина не предложили. Когда обед окончился и подали фрукты, тогда разлили шампанское и начались тосты: первым говорил японский генерал и его речь переводил переводчик. Отвечал русский генерал Л., и его слова тоже переводились. Благодаря этому ушло много времени.

Надо отдать справедливость японцам, они очень щадили наше самолюбие и больных тем не касались. Все вертелось на том, что надо забыть прошлое и сделаться друзьями, как подобает соседям. Во всяком случае, этот обмен любезностями завершился вполне благополучно, и у нас не явилось повода на что- либо обижаться. После шампанского подали кофе с коньяком и виски, и наши "зубры" успокоились. Это хоть немного компенсировало долгое стояние, но и пить коньяк стоя было мало приятно, и при первой же возможности все стали прощаться. Любезные хозяева нас не задерживали, и хотя настроение создалось дружественное, тем не менее до излияний не дошло. Мы расходились по домам с чувством полного уважения к японцам как народу с выдающимися качествами, но в то же время нам совершенно чуждому.

Через несколько дней после этого события пришло известие, что в Японию прибыла русская комиссия по эвакуации пленных, и мы воспрянули духом и стали укладывать чемоданы. Да не тут-то было — ведь пленных насчитывалось много десятков тысяч, и всех сразу вывезти не представлялось никакой возможности. Комиссия совершенно справедливо решила, что надо вывозить по длительности сидения в плену* те, кто попали в плен раньше, и выедут раньше в Россию. Это означало, что моряки с нашей эскадры попадут в самую последнюю очередь, и, следовательно нам предстояло еще ждать месяц, а то и больше.

Разочарование было огромное, особенно для семейных, так как, хотя мы в плену и сидели только седьмой месяц, а из России ушли год тому назад. Особенно нетерпеливые начали бомбардировать комиссию письмами, чтобы их, в виде исключения, отправили раньше, и для этого изобретали всякие "серьезные" причины, но из этого ничего не вышло. Очевидно, комиссия была завалена такого рода прошениями и решила не придавать им серьезного значения.

До нас очередь дошла в начале декабря. Нам объявили, что через неделю мы должны быть готовыми ехать в Иокогаму От радости все ног под собою не чувствовали и принялись за укладку вещей. Все увлечение гейшами мигом прошло, только Е. еще упорствовал и продолжал убеждать Горо-сан ехать с нами. После нескончаемых разговоров, "окончательных ответов" и перемен в результате было решено, что Е. поедет один, а затем вернется за нею.

За день до отъезда почитатели гейш устроили им прощальный вечер, который прошел очень оживленно. Обе стороны, несмотря на разлуку, пришли в отличное настроение. В последний раз гейши протанцевали свои танцы, спели песенки исыграли на самсинах. Мы снабдили их адресами и просили писать и, действительно, через несколько месяцев получили письма с поклонами от всей компании. Перед расставанием даже перецеловались и дали слово опять приехать в Сендай проведать друзей. Тогда нам это казалось очень простым, но на самом деле, конечно, почти никакой надежды не было, что судьба нас забросит снова в этот город.

Пришлось устроить прощание и с японскими офицерами, подведением которых мы находились в Сендае. Для них приготовили настоящий русский обед с пирогом и борщом. В конце концов мы им не могли не быть благодарны, потому что только от них лично зависело проявлять любезность и снисходительность или придирчивость и грубость. Оттого в некоторых лагерях отношения между пленными и японцами установились отвратительные, и русским пришлось терпеть много неприятного, у нас же, славу Богу, кроме незначительных недоразумений, никаких осложнений не произошло.

Правда, мы все же часто ворчали и поругивали наших "охранителей", но ведь это и понятно, так как на них лежала неблагодарная обязанность следить, чтобы пленные исполняли все правила, а для нас частенько это было скучным и надоедливым. Известно ведь, русский человек не любит жить по указке. Японцы же, наоборот, страшно педантичны, аккуратны и мелочны, так что не удивительно, что при такой разнице натур трудно столковаться. Теперь, когда плен оставался как воспоминание, естественно, все мелкие обиды сейчас же забылись, и мы с удовольствием потчевали и поили наших менторов, после чего они с трудом отправились домой. Даже фотографиями обменялись и вообще расстались большими друзьями.

Побывали и во всех магазинчиках, где накупили подарков своим близким: всяких лакированных коробочек, перламутровых изделий, альбомов, вазочек и вышивок. Простились с зубным врачом, который, наверное, на нас нажил целое состояние, так как от нечего делать мы лечили зубы. Это отнимало массу времени и поэтому в плену было самым подходящим занятием. Сами японцы любят ухаживать за зубами, и оттого у них и имеются хорошие врачи. Особенно искусно они это делали просто руками. Но так как, чтобы вытащить зуб, надо обладать сильными пальцами, то им предварительно приходилось долго тренироваться на колышках, вбиваемых в дырки толстой дубовой доски. К счастью, нам уже не было надобности испытывать на себе это замечательное искусство, и теперь наш японский врач имел все необходимые инструменты.

Не были забыты и портные, которые всех нарядили в штатское платье. Замечательные портные: сшитое ими платье обязательно имело какой-нибудь недостаток — то талия не на месте, то слишком кургузый пиджак или жмет подмышками, или брюки дают лишние складки и т п. Они никак не могли справиться с нашими фигурами, в особенности с толстыми, у которых торчал живот Бесконечные примерки ни к чему собственно не приводили — пиджаки немилосердно морщили.. Наконец чемоданы были уложены, все приоделись и ждали назначенного дня.

Последнюю ночь нервное настроение или, вернее, "дорожная лихорадка" настолько всех охватила, что никто не спал, и утром, ни свет ни заря, мы были на ногах. В последний момент все же стало немного грустно покидать дом, в котором безмятежно прожили эти месяцы. Едва ли еще когда-нибудь придется так жить, без житейских забот, без дела и тревог — вот так ни о чем не беспокоиться: ешь, спи и по способности развлекайся. Кажется, чего же лучше: не жизнь, а масленица, а на самом деле оказалось, что ничто не может быть ужаснее такого, в изолированности от общей человеческой жизни, существования.