Георгий Куманёв - Говорят сталинские наркомы

Первый день фашистского нападения был на машиностроительном заводе, пожалуй, самым необычным из всех за годы войны. После выступления по радио заместителя Председателя СНК СССР и наркома иностранных дел В. М. Молотова в цехах завода состоялись митинги возмущения вероломной фашистской агрессией, звучали призывы к ударному труду на производстве. Порыв у многих рабочих и служащих был один — немедленно идти на фронт. За несколько часов от них поступили тысячи заявлений с просьбой направить добровольцами в действующую армию. Всего в течение первых дней войны ушли в ряды РККА почти все работники парткома, завкома, комитета ВЛКСМ, заводской газеты «Металлург» и многие другие. Кроме того, свыше 2 тыс. человек вступили в народное ополчение. Их места стали занимать женщины, подростки и пенсионеры, возвращавшиеся на производство.

Суток мне не хватало. Надо было побывать в каждом цехе, на каждом строительном участке. А везде свои особенности, свои проблемы и трудности. Все цеха пришли в движение: всюду переставлялось оборудование, чтобы разместить, больше станков для наращивания мощностей и увеличения выпуска продукции…

Еду, например, туда, где расширяется объект для отстрела авиапулеметов системы Березина. Спрашиваю у начальника строительного участка:

— Когда закончите работу?

— Через две недели.

— Нужно ли в чем–то помочь?

— Нет, не нужно, справимся сами.

— Ну, тогда две недели — и не дня больше.

Ночью работаю в заводоуправлении с оперативными бумагами и веду прием тех, у кого не был днем и кто пришел за советом и с предложениями.

Звонок из наркомата:

— Как дела, как обстановка? Требуется ли помощь? Что доложить наркому?

Отвечаю, что дела в целом идут нормально. Помощь пока не требуется. Но прошу доложить наркому, чго на заводе не знают, как наращивать производство березинских пулеметов: свои наметки есть, но каковы запросы авиационников?

Мне обещают, что обо всем будет доложено наркому и в ближайшее время я получу точные указания.

В первых числах июля 1941 г. я получил указание из наркомата 7 июля быть в Москве. Вначале подумал, что речь там пойдет о необходимости резкого увеличения производства оружия на нашем заводе. Но оказалось, что я понадобился в Управлении кадров ЦКВКП(б).

Принял меня один из руководителей управления Лелеко, который сообщил ошеломляющую весть:

— Есть мнение назначить Вас заместителем наркома вооружения СССР.

Я попытался объяснить, что нельзя мне уходить с завода, где проработал уже 13 лет, и считаю, что именно здесь мое место во время войны.

Но Лелеко заявил, что сейчас, в военной обстановке, не время выбирать место работы и что мое назначение, кстати, уже состоялось.

В заключение нашей краткой беседы он сказал, чтобы я, не теряя времени, направился в Наркомат вооружения, познакомился с новым наркомом Дмитрием Федоровичем Устиновым и приступил к работе.

Прибыв в наркомат, я сразу же направился к Д. Ф. Устинову, который был назначен наркомом за две недели до начала войны. Перед окончанием Ленинградского военно–механического института он проходил практику на нашем заводе. Поэтому сразу вспомнил меня и, пожимая руку, сказал:

— Очень рад, что будем работать вместе.

Устинов ознакомил меня с состоянием дел в наркомате, заметив, что руководство в лице его заместителей еще не все скомплектовано. Пока, кроме меня, заместителями назначены: Владимир Николаевич Костыгов (по вопросам снабжения и транспорта), Николай Дмитриевич Агеев (по вопросам строительства) и Александр Николаевич Сергеев (по вопросам патронного производства). На меня же возлагается руководство теми заводами, которые выпускают стрелковое и авиационное оружие. Это винтовки, автоматы, пулеметы всех видов, пистолеты, авиационные пушки и авиационные пулеметы, т. е. вооружение пехоты и вооружение авиации.

— Что касается состояния дел на заводах, которые Вы будете курировать, — сказал нарком, — то об этом Вас проинформирует начальник одного из главных управлений наркомата.

Выслушав его, я в свою очередь сообщил, что знаю хорошо почти всех директоров заводов, главных инженеров и многих ведущих специалистов нашего профиля и имею общее представление о положении на этих предприятиях.

— Все это очень хорошо. Это облегчит Вашу работу, — заметил Устинов. — Но следует иметь в виду, что все, о чем Вы имели представление, было ведь до войны. А она вносит сейчас серьезные коррективы.

В конце нашей встречи Дмитрий Федорович поинтересовался, сколько в настоящее время ежедневно выпускает авиационных пулеметов Березина мой машиностроительный завод.

Я тут же сообщил данные. Они совпадали с теми цифрами, которыми располагал нарком.

— Да, — сказал Устинов, — на 6 июля имеются такие сведения. Но вчера я разговаривал с товарищем Сталиным, и он требует существенно увеличить их выпуск. Подумайте, как это лучше сделать, и доложите.

Так я вступил в свою новую должность.

Г. А. Куманев: У меня к Вам имеется и такой вопрос. Как известно, за две с половиной недели до начала войны прежний нарком вооружения СССР Борис Львович Ванников по ложному обвинению был снят с поста наркома и арестован. 9 июня 1941 г. на этот пост был назначен Дмитрий Федорович Устинов. Но когда Ванникова уже в начале июля 1941 г. освободили, почему он не стал снова во главе этого наркомата, а был назначен лишь заместителем наркома?

В. Н. Новиков: Потому что наркомом вооружения был только- только утвержден Устинов. Куда же его деть? Когда освободили Б. Л. Ванникова, его заместителя И. А. Барсукова, начальника Главного патронного управления С. И. Ветошкина (он и сейчас еще живой, но уже мало что соображает) и директора завода Ф. К. Чар- ского, они четверо прямо из тюрьмы пришли ко мне в кабинет.

А мы, т. е. новые замы, были уже назначены. Иван Антонович Барсуков, например, до ареста являлся начальником нашего главка, а потом стал заместителем наркома вооружения и курировал нашу отрасль — все стрелковое вооружение. И я был утвержден как раз на его место.

Итак, они пришли ко мне со своим бывшим наркомом. Причем Ванников прибыл от Сталина. Правда, он находился у меня в кабинете очень недолго. (Как потом я узнал, он вернулся в тюрьму, где его привели в полный порядок и вернули кое–что необходимое из вещей и документов.)

Его коллеги рассказали мне, как произошло их освобождение. Здесь была несомненная заслуга Бориса Львовича. Человек он был очень умный и находчивый. (Если у нас останется сегодня время, я о нем кое–что еще дополню.)

Так вот, в тюрьме Ванников писал на себя все, что хотели от него следователи, т. е. во всю оговаривал себя.