Павел Берлин - Неизвестный Карл Маркс. Жизнь и окружение

«Даже и исторически, – говорит в этой статье Карл Маркс, – теоретическая эмансипация имеет специфически практическое значение для Германии. Революционное прошлое Германии носит теоретический характер: оно заключается в реформации. Как тогда революция началась с головы монаха, так теперь она начинается в мозгу философа». Одной из основных идей «истинного социализма» было утверждение, что в Германии невозможна частичная политическая революция, что в ней сразу произойдет глубокий социальный переворот, который положит основание «гуманистическому» строю. В статье Маркса мы находим ясный отзвук этой идеи истинных социалистов. «Не радикальная революция является утопическою мечтою для Германии, – говорит, например, Маркс по отношению к тогдашней Германии, – не общечеловеческая эмансипация, а, наоборот, утопической является мечта о частичной, политической революции, революции, которая бы оставила в целости устои здания… В Германии ни один класс не обладает достаточною последовательностью, резкостью, мужеством, беспощадностью для того, чтобы сделаться отрицательным представителем общества: ему недостает для этого той душевной широты, которая хотя бы на минуту заставила его отождествить себя со всем народом. Взаимоотношения различных сфер немецкого общества носят поэтому не драматический, а эпический характер».

Резюмируя смысл этой статьи, Маркс пишет: «Единственным практически возможным освобождением Германии является ее теоретическое освобождение, которое провозгласило бы самого человека глубочайшею сущностью человека.

В Германии эмансипация от Средневековья возможна только как эмансипация от всякого частичного устранения средневековья. В Германии нельзя сломить ни одно из видов рабства, не сломив всякое, все рабство».

Таким образом, Маркс в начале сороковых годов еще разделял по отношению к Германии основной предрассудок истинных социалистов, веривших в особенные пути социального развития Германии и утверждавших, что особенность Германии заключается в том, что в ней невозможна частичная политическая революция, что в ней в ближайшем будущем сразу совершится социальный переворот, переход к гуманистическому строю. Иначе ее обосновывая, Маркс, однако, как показывают вышеприведенные цитаты, разделял эту иллюзию и считал Германию 1844 г. созревшей и готовой для коренного социального переворота, который бы провозгласил «самого человека глубочайшею сущностью человека».

Именно здесь, в этой вере, что Германия минует долгое мытарство по капиталистическому чистилищу, и было соприкосновенно между Марксом 1844 года и «истинными» социалистами. Энгельс шел дальше и красноречиво доказывал, что в Германии капитализм осужден на жалкое прозябание.

В 1845 г. Энгельс произнес в Эльберфельде речь, в которой доказывал безвыходность положения немецкого капитализма. «Если мы объявим свободу торговли и уничтожим таможенные пошлины, – говорил Энгельс, – то тогда вся наша промышленность, за исключением разве немногих отраслей, будет разорена. Тогда уже не может быть никакой речи ни о прядильной, ни о ткацкой, ни о главнейших отраслях шелковой промышленности, ни о почти всей железодобывающей и железоделательной промышленности. Внезапно оставшиеся без хлеба рабочие этих отраслей промышленности массою хлынут в сельское хозяйство и уцелевшие обломки промышленности, повсюду появится пауперизм; концентрация имущества в руках немногих вызовет такой кризис, который, судя по событиям в Силезии, неизбежно приведет к социальной революции.

Но предположим, что мы создадим для промышленности охранительные пошлины. Эти охранительные пошлины в последнее время сделались излюбленным детищем наших промышленников, ввиду чего мы остановимся на них несколько подробнее. Господин Лист привел в систему вожделения наших капиталистов, и я буду опираться на эту систему, признаваемую промышленниками своим credo. Господин Лист предлагает постепенно повышать пошлины до тех пор, пока, наконец, они не будут в состоянии гарантировать нашим фабрикантам внутренний рынок; тогда эти пошлины, удержавшись некоторое время на достигнутой высоте, должны будут постепенно понижаться, пока, наконец, через ряд годов исчезнет всякая таможенная охрана. Предположим, что план этот будет осуществлен и таможенные пошлины будут введены. Промышленность разовьется, свободные капиталы начнут приливать к промышленным предприятиям, спрос на рабочие руки, а вместе с этим и заработная плата повысятся; по-видимому, наступит цветущее состояние. Но это будет продолжаться лишь до тех пор, пока для промышленного сбыта будет достаточен внутренний рынок. За пределы же последнего промышленность не может развиться, так как если даже и на внутреннем рынке она не может существовать без охранительных пошлин, то на нейтральных рынках она тем менее сумеет бороться с иностранной конкуренцией».

«Как только, – говорит далее Энгельс, – Германия попытается освободиться от пошлин, английские товары запрудят немецкий внутренний рынок и погубят немецкую промышленность. Но даже если пошлины не будут отменены или понижены, то и тогда англичане, благодаря прогрессу своей промышленности, будут в состоянии конкурировать с нашей отсталою промышленностью на нашем внутреннем рынке, несмотря на все охранительные пошлины. Так как в этой конкуренции, как и во всякой другой борьбе, победа останется за более сильным, то наше поражение не подлежит никакому сомнению. А тогда наступит тот же случай, о котором мы говорили выше: искусственно созданный пролетариат потребует от имущих классов то, чего, оставаясь имущими классами, они ему дать не могут, и тогда наступит социальная революция».

«Предположим еще один случай, очень, однако, невероятный, – предположим, что Германии удастся с помощью охранительных пошлин конкурировать с англичанами. Предположим, что это случится. Каковы же будут последствия? Если мы начнем конкурировать с англичанами на внешних рынках, то возгорится борьба не на жизнь, а на смерть между нашей и английской промышленностью. Англичане употребят все силы, чтобы вытеснить нас с рынков, которыми они прежде владели: они вынуждены будут так поступить, потому что окажется затронутым их жизненный источник. И при посредстве всех находящихся в их распоряжении средств, опираясь на все преимущества столетней промышленности, они сумеют нанести нам поражение. Они заставят немецкую промышленность ограничиться внутренним рынком и, благодаря этому, вызовут в ней застой, и здесь таким образом тоже наступит упомянутый случай: мы останемся на месте, в то время как англичане будут прогрессировать, и наша промышленность, в силу ее неизбежного упадка, будет не в состоянии прокормить искусственно созданный ею пролетариат– наступит социальная революция».