Борис Носик - Русский XX век на кладбище под Парижем

Послевоенной судьбе дяди Валериана Бибикова посвятила целую страницу другая его племянница-мемуаристка Татьяна де Меттерних в своей книге «Татьяна. Дама с пятью паспортами»:

«Валериан Бибиков работал шофером туристического автобуса, и он нам рассказывал, как неприятно чувствовать, что тридцать пар глаз с недоверием сверлят твою спину. Летом он водил по Европе лимузин с туристами, и эта работа была ему больше по душе. Последними его клиентами в то лето была пара богатых нуворишей из Южной Америки. Доставив их в их отель в Австрии, он пошел повидаться с находившимся там испанским королем Альфонсом XIII, который был почетным командиром того самого гвардейского полка, в котором служил Бибиков. Случалось, что дядины клиенты тоже изъявляли желание принять участие в подобных встречах и даже обижались, что их не приглашают пойти. «Понимаешь, но они не из тех людей, с которыми интересно было бы встретиться», – говорил мне Валериан с чувством вины, потому что эти богачи были к нему добры и он вовсе не хотел их обидеть.

Он был лысый, на его выразительном лице легко было прочитать все его чувства и мысли. Его юмор и его острое чувство человечности не могли не оценить даже его товарищи-шоферы из коммунистического профсоюза СЖТ. Он пускался с ними в бурные политические споры, нисколько не думая о последствиях, которые могли быть для него неприятными. Но обычно все кончалось снисходительным и вполне дружелюбным возгласом: “Ох, уж этот старина Биби”…».

Думал ли Генерального штаба полковник Н. Н. Бобриков, чьи родственники гордо красуются на пышном полотне Репина «Торжественное заседание Государственного совета», – думал ли он, что ему придется подписывать контракт с домом моды «Ланвен», да еще и не за себя, а за свою 17-летнюю дочь Катерину, чьим крестным отцом был сам государь император? Но делать было нечего, жить было в Париже не на что – подписал… Об этом эпизоде его жизни 70 лет спустя не без юмора рассказала историку моды Александру Васильеву дочь Н. Н. Бобрикова Екатерина Бобрикова, знаменитая парижская манекенщица 20 – 30-х годов: «Я пошла искать работу через моего дядю Алексея Николаевича Фролова, бывшего в России губернатором. Его гувернер-француз стал в Париже директором магазина. Я пришла к нему, и он мне сказал: «Девочка моя, я знал Вашу маму в России» – и посоветовал пойти в maison de couture. В то время самыми лучшими домами моды считались «Ланвен» и «Вионне». Дом «Вионне» мне очень понравился. Мужем хозяйки был русский эмигрант Нечволодов, сын генерала… Но я пошла тогда в «Ланвен»… Когда я пришла в «Ланвен», то думала, что получу место приказчицы за 400 франков в месяц. Но одна из работниц спросила меня: «Почему бы Вам не попробовать стать манекеном?». Мне было тогда 17 лет, и я не знала, что это такое… В «Ланвен» мне сказали, что надо надеть платья в примерочной кабине и показать их на себе. А когда мне сказали, что зарплата у «манекенов» до 2000 франков в месяц, то я сразу решила примерить платье. Какая-то старушка, которая и была мадам Ланвен, посмотрела на меня и сказала: «Я Вас ангажирую с четверга».

Я вернулась домой и сказала родителям, что меня приняли в «Ланвен». Они сначала были рады, что я нашла место и начну работать, но когда узнали, что меня взяли «манекеном», то мама страшно разволновалась: «Тебе только 17 лет, как ты можешь? Ведь это неприлично!». И с этими словами она заперла меня в комнате на ключ. Но так как дома было нечего есть, она меня выпустила. Мой первый контракт с «Ланвен» от 6 мая 1927 года подписывал мой папа Николай Николаевич Бобриков (1882 – 1956), бывший полковник лейб-гвардии. У «Ланвен» было тогда 24 манекена, из них четверо русские… начальницей кабины манекенщиц работала одно время княгиня Тенишева…».

Историк моды А. Васильев напоминает, что платья, которые демонстрировала Тея (Екатерина) Бобрикова, покупали прославленная Пола Негри и великая Лилиан Гиш. Может, именно это и примирило бывшего полковника лейб-гвардии и его супругу со странной профессией юной императорской крестницы. Так или иначе, выбора у них не было.

До войны граф Бобринский участвовал в возникшем в 1923 году в эмиграции движении «Молодая Россия», переименованном в 1925 году в «Союз младороссов». Бобринские ведут свой род от самой любвеобильной императрицы Екатерины II и Григория Орлова, но ведь граф Петр Андреевич был у «младороссов» не единственный аристократ из поколения «эмигрантских детей»: там были и Воронцовы-Вельяминовы, и Оболенские, и даже сын великого князя Андрея Владимировича и балерины Кшесинской (Вова). Да и сам младоросский «глава» Александр Казем-Бек был из обрусевшей аристократической семьи. «Эмигрантские дети» бунтовали против «отсталых отцов», звали соединить монархию с Советами («Царь и Советы»), а в начале 30-х годов увлеклись идеями фашизма («глава» даже вел переговоры с русской нацисткой партией РОНД в Германии, с итальянскими фашистами и национал-социалистами). Впоследствии «русские мальчики» сумели убедиться, что им не по пути ни с фашистами, ни с коммунистами, но иным для этого пришлось отведать немецких или советских лагерей. Было бы даже странно, если бы всемогущая советская Организация (в обиходе просто «органы») не попыталась этих новых поклонников Советов приставить к настоящему делу, так что в 1937 году после встречи «главы» Казем-Бека с советским эмиссаром гр. Игнатьевым в эмигрантском Париже разразился скандал, и движение пошло на убыль. Сам незаурядный «глава» после бегства в Испанию и долгого пребывания в Америке вполне загадочным путем переместился через Швейцарию в Москву и осел где-то в недрах международного отдела Московской патриархии.

B 1938 году активный масон П. А. Бобринский входил в масонскую группу «Лицом к России», члены которой надеялись на свержение большевизма «демократическим путем» (а порой и вообще не настаивали на его свержении, веря, что большевизм так гуманизировался, что можно переводить в «свободную Россию» тайные масонские ложи). До старости П. А. Бобринский занимал офицерские должности в масонской ложе «Гамаюн», а после войны – пост великого командора Русского особого совета 33-й степени…

В годы войны П. А. Бобринский по-дружески навещал бедную соратницу по младоросскому движению Н. А. Кривошеину, муж которой томился в нацистском лагере, и в своих мемуарах она оставила несколько слов о нем: «Изредка вечером заходил ко мне посидеть наш друг Петр Андреевич Бобринский – всегда ласковый, с мягким голосом, тихими манерами, один из самых очаровательных эмигрантов нашего поколения».