Г. Шумкин - Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери Анастасии Романовой

Персонал всех больниц, в которых больная находилась, единогласно свидетельствует об этом и прибавляет, что эта особа, несомненно, происходит из высшего общества. Последнее бросается в глаза вообще всем ее видящим.

Сергей Дмитриевич Боткин

Александра Александровна Теглева

Татьяна Евгеньевна Боткина с братом Юрием

Глеб Боткин. Начало 1930‑х годов

В первые годы пребывания больной в Берлине она была настолько запугана, что даже упорно отказывалась назвать свое имя и сказать, откуда она. Именно отказ отвечать на вопросы полиции и побудил последнюю отправить ее в дом для душевнобольных. Совершенно непонятно – каким образом врачи, никогда не признававшие в ней душевнобольную, тем не менее, продержали ее там более двух лет. Единственное объяснение, что не знали, что с ней делать, и действительно она была выпущена из больницы, как только нашлись люди, готовые ее приютить.

Многочисленные лица, у которых она затем находилась, хотя и старались во что бы то ни стало доказать, что она Великая Княжна, однако ничего для этого не сделали и совершенно не изучали больную. Только с Июня прошлого года это дело было поставлено серьезно, и особа, состоявшая при ней, аккуратно вела по поручению датского посланника записи всех ее разговоров. Они передают воспоминания больной о ее прежней жизни. Самые незначительные, казалось бы, подробности из рассказов больной по проверке поражают своей правильностью и совершенно нельзя себе представить, чтобы она, притом при установленной врачами потере памяти, могла бы основывать свои рассказы на прочитанном или слышанном от других.

Все подробности самого последнего времени Вашему Высочеству уже известны, вероятно, лучше, чем мне от Т[атьяны] Е[вгеньевны] Мельник, которая Вам их лично докладывала. Я не видел свою племянницу после ее посещения больной, так что знаю об ее впечатлениях только из писем. Т[атьяна] Е[вгеньевна] Мельник, несмотря на сравнительно юный возраст, человек очень уравновешенный и положительный и безгранично преданный Царской Семье, поэтому я не могу не верить ее показаниям, подтверждающим все уже имеющиеся на лицо материалы.

Относительно финансовой стороны этого вопроса имею честь сообщить Вашему Высочеству следующие данные.

До лета 1925 года, как Вы изволите увидеть из приложенной справки, больная находилась в разных больницах бесплатно по 3-ему разряду в качестве неимущей «неизвестной русской» (конечно, всегда в общей палате, даже в больнице для умалишенных), а в промежутках жила у некоторых частных лиц, ее приютивших. Только с половины лета 1925 года за ее содержание стал платить датский посланник в Берлине г[осподи]н Цаале, и с этого времени больная была помещена вполне прилично в санатории в Берлине, ездила весной 1926 [года] в Лугано и теперь живет в санатории в Баварии. На чьи именно средства содержит ее г[осподи]н Цаале, мне в точности не известно, но по словам его средства получаются из частного датского источника.

Доктора настаивают [23] Подчеркнуто во время набора текста на печатной машинке. на необходимости для больной полного спокойствия и пребывания в санатории, и только в таком случае они надеются на ее выздоровление.

Без каких-нибудь экстренных расходов, как более сложное лечение или операция (возможность чего никогда не исключена, так как больная страдает костным туберкулезом), необходимо считать 20 марок в день на содержание, а кроме сего кое-какие расходы на одежду и мелочи – следовательно от 650-700 марок в месяц, т[о] е[сть] по теперешнему курсу около 6 тысяч франков.

Позволяю себе представить у сего Вашему Императорскому Высочеству заключения врачей о больной: за№ 1 заключение директора психиатрической университетской клиники, профессора] Bonhoefer'a, № 2 д[окто]ра Нобель, врача Mommsen-Sanatorium в Берлине, который лечил и ежедневно навещал больную в течение 8-9 месяцев и № 3 московск[ого] хирурга проф[ессора] С[ергея] Михайловича] Руднева, делавшего больной операции руки и посещавшего ее как для перевязок, так и из общего интереса также почти ежедневно, проф[ессор] Руднев оперирует своих пациентов в этой санатории и потому мог легко постоянно навещать больную, № 4 и 5 – два отзыва врачей, лечащих больную теперь в санатории в Баварии [24] См. док. № 9-12. .

Не имев под рукой прилагаемых документов, я принужден был на несколько дней задержать мой ответ, за что приношу мои извинения.

Ставя себя в полное распоряжение Вашего Императорского Высочества, покорнейше прошу Вас принять уверения в глубоком моем уважении и таковой же преданности и остаюсь Вашего Императорского Высочества

покорный слуга С[ергей] Боткин

ГАРФ.Ф. 10060. Оп. 1.Д. 69. Л. 6-9 об. Подлинник. Машинопись.

Берлин

3 Ноября 1926 года

Доверительно [25] Вписано от руки.

Копия снята [26] Вписано от руки.

Ваше Императорское Высочество,

Я имел честь получить Ваше письмо от 25-го Октября и спешу дать ответ на все вопросы и, по возможности, осветить оставшиеся не вполне ясными стороны этого крайне сложного и трагического дела.

Ваше Высочество вполне правы, высказывая мнение о том, что в ближайшее время приходится ограничиться возможно определенным и точным выяснением истины и изысканием средств для содержания «больной».

Я не сомневаюсь, что, если удастся вылечить, укрепив силы больной, то доказательства ее личности будут настолько обильны, что всякие сомнения сами собою исчезнут.

Что касается расследования дела в Румынии, то мне кажется, что оно, несмотря на несомненные трудности, совершенно необходимо и может увенчаться успехом; мне представляется, что все, что было сделано до сих пор, носит слишком кустарный характер и обставлено было недостаточно серьезно и потому совершенно не может считаться исчерпывающим; но, тем не менее, как Вашему Императорскому Высочеству благоугодно будет усмотреть из прилагаемых документов, даже и оно кое-что дало. Из ответа, данного мне Станиславом] А[льфонсовичем] Поклевским-Козелл еще в Мае месяце, я мог убедиться, что он отнесся к этому делу с предвзятостью, будучи из неизвестных мне источников, вероятно, ложно осведомлен. Он отрицал даже существование каких-либо легенд о провозе больной «Царской Дочери», между тем г[оспо]жа Шпиндлер, объезжавшая пограничные местности, установила существование там подобной легенды, и мне кажется, нет основания подозревать г[оспо]жу Шпиндлер в измышлении этого факта. Конечно, главное затруднение в производстве следствия – неизвестность, под какими фамилиями и именами путешествовала и проживала в Румынии семья, называвшаяся «больной» Чайковскими.