Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том I

Из тех же краев Царства Польского – из Плоцка – была семья матери, Зегжда. Но олицетворяли они собой диаметрально противоположный фланг польской общественности, и познакомилась мать поэта с будущим своим мужем в Пензе, куда ее деда сослали за участие в польском восстании 1863 года. Семья ее была большая – она была 8-м ребенком. В книге Dzikie muzy (Дикие музы), написанной в 1967 и вышедшей в Польской Народной Республике в 1968 году, Леон Гомолицкий представил детали, освещающие героические эпизоды жизни семьи Зегжда [16] В официальных российских документах мать поэта звали не Адель Станиславовна, как у Гомолицкого в печатных воспоминаниях, а Аделаида Степановна. Имя Аделаида попадается и в некоторых его послевоенных анкетах. , связанные со своими дедом Станиславом и двоюродным прадедом – дядей Станислава, адвокатом Войцехом Зегжда, который руководил конспиративной организацией борцов за польскую независимость в Плоцке и возглавил в ночь с 22 на 23 января 1863 года закончившуюся поражением атаку на караульное помещение русской армии. Перед лицом неминуемого ареста он покончил с собой. Самого же Станислава, участника молодежной подпольной организации, сослали вглубь России. Некоторые из этих деталей, однако, вступают в противоречие с содержанием первой главы писавшегося в начале Второй мировой войны и оставшегося неопубликованным романа в стихах «Совидец», где отец Адели изображен «полу»-ренегатом, открестившимся от католичества и Польши (и за это проклятым своей матерью), но втайне сохранившим к ним привязанность и потому страдающим от вступления дочери в брак с «русским».

Как бы то ни было, в плане политических пристрастий между отцовской и материнской сторонами семьи будущего поэта изначально существовали глубокие различия. Они воплощали совершенно противоположные полюса «польского» сектора тогдашней русской жизни, но проявлялись и в области психологических отношений. О трещине в отношениях между родителями говорит одно из наиболее исповедальных произведений Гомолицкого «русского» периода – «Совидец». В более раннем автобиографическом высказывании Гомолицкий, говоря о том, как в его случае происходит «примирение моего духа с моим телом», «слиянность всего духовного и материального», добавлял сведения, которые еще больше осложняли картину: «Когда я думаю об этой истинной своей жизни, ощущаю в себе кровь предков моей матери – монголов. Нисходя в меня по лестнице поколений, они встретились с предками отца – первыми униатами. Боголюбцы с богоборцами. Мой родоначальник – участник Флорентийского собора» [17] «Эмигрантские писатели о себе. Л. Н. Гомолицкий», газ. Молва (Варшава), 1934, 6 января, стр. 3. . Не ясно, в какой мере различия затрагивали и сферу церковно-конфессиональную, но то обстоятельство, что имя поэту было выбрано в честь недавно скончавшгося папы Римского Льва XIII (1810 – 20 июля 1903), находившегося на ватиканском престоле четверть века [18] В письме к А. Л. Бему от 7 июня 1926 года Гомолицкий сообщал: «Зовут меня так же, как гр. Толстого – Лев Николаевич. Но это дело случая – меня хотели назвать иначе – Борисом. Говорят, здесь есть некая таинственная связь с умершим тогда Львом XIII». Семья деда по отцовской линии была православной. , свидетельствует, что для родных матери оставалась важной связь с католической церковью.

По воспоминаниям Гомолицкого, в семье наибольший интерес и любовь к литературе питала мать. Она «выросла в традициях большой литературы, облачая писателей в литургические одеяния. Они заменяли ей священников и вождей». Литературу современную, модернистскую, в особенности поэзию, она считала уродиливым кощунством, несущим пустоту и разложение [19] Leon Gomolicki. Horoskop , str. 10–11. Гомолицкий уверял при этом, что семья матери находилась в свойстве с Александром Блоком. В другом месте он говорил о запутанных узах крови и с Николаем Лесковым. Но сведения эти не поддаются проверке и подтверждению. О своих «семейных», «домашних» связях с русской литературой Гомолицкий вспомнил тогда, когда старался уверить других, что, будучи поляком, он по-русски говорить не умеет. . Она питала большую страсть к театру и в 16-летнем возрасте принимала участие в любительских постановках. Она играла, в частности, Лизу в «Горе от ума» Грибоедова в спектакле в Пензе, в котором в роли Фамусова выступил якобы Мейерхольд [20] Leon Gomolicki, «Dzikie muzy», Proza . 2 (<���Łódź>: Wydawnictwo Łódzkie, <1977>), str. 268. В «Совидце» ни слова об участии в спектакле Мейерхольда не говорится, зато упоминается брат матери, студент-нигилист дядя Саша. . Аделаида Степановна до женитьбы занималась живописью в Москве в частной студии С. Ю. Жуковского, и ее работы (как вспоминал сын, по характеру приближавшиеся к китчу) заполняли их петербургскую квартиру. Она также лепила из глины, играла на фортепиано [21] Leon Gomolicki, «Dzikie muzy», str. 286–287. Работы ее позже, в 1920-е–1930-ые годы, выставлялись на благотворительных аукционах. См.: С. Витязевский, «Русские в г. Остроге (Корреспонденция)», Русский Голос (Львов), 1931, 29 марта, стр. 4. Она принимала участие в оформлении театрально-хореографических постановок, устраивавшихся на вечерах Русского Благотворительного Общества в Остроге. См.: N., «Острог на Волыни», За Свободу! , 1931, 11 августа, стр. 4. «Провинция». .