Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том I

Новая должность позволила Витязевскому установить широкие связи с другими центрами русской культурной и общественной жизни в Польше. В их числе был орган «москвофильской» партии русских галичан – еженедельная газета Русский Голос , выходившая во Львове с 1921 года и печатавшая материалы на двух языках – русском и галицко-русском. Витязевский впервые выступил там со статьей в разгар кампании вокруг русских кандидатов на выборах в польский Сейм [159] Семен Витязевский, «Предвыборные силуэты», Русский Голос (Львов), 1928, № 235, 8 января, стр. 3. . Но постоянно печататься в Русском Голосе он стал с ноября 1928 года, когда, после закрытия виленского Утра , перебрался во Львов, устроившись на работу в редакции. Его появление там совпало с коренными переменами в газете. Из местного, сугубо провинциального издания она превращалась в рупор всей русской меньшинственной общественности в Польше. Редакция отказалась от статей на галицко-русском наречии, перейдя целиком на русский литературный язык, и вместо одного раза стала с 1 января 1929 г. выходить дважды в неделю. Витязевский опирался на поддержку видного деятеля русского дела в Галичине, руководителя «москвофильского» движения, писателя, публициста, ученого-слависта, исследователя истории края и поэта (автора вышедших к тому времени четырех стихотворных сборников) В. Р. Ваврика [160] См. о нем: Семен Витязевский, «Галицко-русские писатели. (I. В. Р. Ваврик )», Наша Жизнь (Вильно), 1929, 6 декабря, стр. 2; автобиографическая справка в кн.: Сборник русских поэтов в Польше . I (Львиград. 1930. Четки), стр. 11, Т. Ф. Аристова, « Василий Романович Ваврик. <���Некролог>», Советское славяноведение , 1971, № 1, стр. 143; Р. Мирович, Т. Аристова, «Доктор В. Р. Ваврик (некролог)», Журнал Московской Патриархии , 1971, № 1, стр. 18–19; д-р Иван Шлепецкий <���Прага>, «Василий Романович Ваврик (К 80-летию со дня его рождения)», Свободное Слово Карпатской Руси , 1970, № 3–4, март-апрель, стр. 10–13; д-р Иван Шлепецкий, «Светлой памяти д-ра В. Р. Ваврика», Свободное Слово Карпатской Руси , 1970, № 5–6, май-июнь, стр. 13–14. , по инициативе или рекомендации которого и был приглашен на работу во Львов. Благодаря В. Р. Ваврику Витязевский сразу оказался втянут и в деятельность оплота «русского дела» во Львове – Ставропигийского института [161] См. о нем: Iрина Орлевич. Ставропигiйский iнститут у Львовi (кiнець XVIII – 60-i pp. XIX ст.) (Львiв: Логос, 2000); Олександра Киричук. Львiвський Ставропiгiйский iнститут у громадському життi Галичини другої половини XIX-початку XX ст. (Львiв: Логос, 2001). , в здании которого располагалась и редакция Русского Голоса .

Сам Институт тоже переживал в те недели крупные перемены. Музейное имущество его, эвакуированное в 1915 г. в Россию, в Ростов-на-Дону, и возвращенное из СССР в Варшаву, сейчас решением польских властей передавалось, несмотря на протесты украинской общественности, в распоряжение «москвофильского» руководства Ставропигиона [162] «Хроника галицко-русской жизни», За Свободу! , 1929, 30 апреля, стр. 5. . В связи с этой радостной новостью и контроверсами вокруг нее и находилось первое выступление Льва Гомолицкого в Русском Голосе — в его пасхальном номере от 5 мая [163] Лев Гомолицкий, «Происхождение и культурное значение Львовского Ставропигийского братства», Русский Голос , 1929, 5 мая, стр. 2–3. . Это было, насколько нам известно, первой публицистической статьей Гомолицкого. Она была явно заказана редакцией и свидетельствует о близости Гомолицкого к Витязевскому в национально-культурных и исторических интересах и вопросах. Но, каков бы ни был повод к ее написанию, подлинное ее содержание – прославление искусства и художников, размышления о силе искусства, попытка нащупать самые основы и источник его магического действия. Не случайно о том же, в сущности, написана была и следующая статья Гомолицкого в газете, появившаяся спустя неделю и не имевшая никакой конкретной «политической» подоплеки [164] Л. Гомолицкий, «Лирник», Русский Голос , 1929, 12 мая, стр. 2–3. . В ней можно видеть «иносказательный» отклик на мучившие автора темы – измеление искусства в современную эпоху и утрата им своего «священного» в прошлом места и роли, отношение «народа» и «интеллигенции» [165] Ср. рассуждения об этом в связи с рассказом о В. Ф. Марцинковском в письме Гомолицкого к А. Л. Бему. , «братская» общность «русского» и «украинского» начал в традиции и «целительное» преодоление различий между ними в искусстве.

Поразительна интенсивность и частота, с какой Гомолицкий выступал в Русском Голосе . Поразительна и авторитетность его высказываний в ней. Статьи практически никому не известного провинциального юноши вместе с материалами Витязевского выводили газету, в ее выступлениях на темы истории и культуры, на новый, гораздо более высокий, чем прежде, интеллектуальный уровень.

Тогда же, весной 1929 года, перед Гомолицким, как и перед другими молодыми русскими поэтами, открылась возможность добиться признания – в конкурсе, объявленном варшавским Союзом русских писателей и журналистов. По условиям его, принять участие могли все поэты, проживавшие в стране; число представляемых одним автором стихотворений не ограничивалось, тексты должны были быть присланы к 30 апреля, и 8 мая Правление Союза должно было отобрать десять лучших для представления их на дальнейший суд публики на устраиваемом литературно-вокальном вечере. Три лучших из них, отобранные публикой, а также названия остальных семи и фамилии их авторов было обещано напечатать на страницах газеты За Свободу!

За три недели до срока представления рукописей в газете развернулся своего рода предварительный поэтический турнир. Спровоцировало его шутливое стихотворение «К конкурсу поэтов», автор которого, скрывшийся под псевдонимом И. Бугульминский, ставил вопрос о том, вправе ли претенденты посылать свои опубликованные вещи или должны писать новые стихи [166] И. Бугульминский, «Письмо в редакцию», За Свободу! , 1929, 11 апреля, стр. 4. «К конкурсу поэтов». Под псевдонимом этим, по-видимому, скрылся А. М. Хирьяков. (в правилах конкурса об этом ничего не говорилось). В игру тотчас вступил Н. Э., по-стариковски пожаловавшийся на непризнание и на хронический отказ – и журналов, и За Свободу! – публиковать в прошлом его стихи, в то время как то, что появляется в печати, пониманию не поддается: