Эдуард Камоцкий - «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг.

Стартер начинает крутить ротор двигателя и не может его раскрутить, двигатель не запускается, а виновата в этом маслосистема. Редуктор залило маслом, семь ведер слили.

Что делать?

Сообразил. Двигатель запустили и разошлись продолжать праздновать и веселиться. Главное к 7-му Ноября запустили! Отрапортовали – очень тогда с почтением, почти суеверно, относились к датам праздников. Главное – отрапортовать. А после праздников началась доводка двигателя как полноразмерного, так и на стенде с гидротормозом. Постоянные звонки и вызовы на стенд и в лабораторию.

Немцы собрались в дорогу и не принимали уже участия в доводке. Как они говорили, исходя из наших принципов секретности, зачем лишние знания иметь. Немцам нравилась работа, нравилась природа, климат, лыжи, Волга с ее необъятными чистыми пляжами, прекрасный вид на Жигули. Один из молодых немцев для полного наслаждения Волгой сделал себе деревянную байдарку, которую при отъезде наш товарищ у него с радостью купил.

Привожу несколько фотографий, сделанных немцами и размещенных в интернете. Люди на снимках естественно немцы – они на память фотографировались. На большой фотографии вдали лестница и дорога от здравницы к берегу. Мы в эту здравницу иногда ходили на танцы, там был прекрасный паркет.

У поселка Коптевский авраг была пристань. Регулярно ходили теплоходы «Москвич», а по какому-то маршруту была остановка у этой пристани и колесных пароходов.

Жизнь немцев в пределах района ничем не ограничивалась, и они в полной мере пользовались возможностью, которую предоставляла им наша природа.

Было бы грех, живя на Волге, не порыбачить, и, естественно, любители посидеть с удочкой среди немцев были.

Немецкие дети помогают тащить невод

ГЭС еще не было, и у нас еще водились осетры

Родители, конечно, в первую очередь фотографируют детей. Девочки идут с Управленческого базара (сейчас там 161 школа).

Возвращение с покупками

Очень высокого мнения были немцы о нашем симфоническом оркестре филармонии, который каждый месяц приезжал на Управленческий. С почтением произносили: «Чайковский Эрсте концерт». Сами они по выходным собирались музицировать и пели, иногда устраивая концерты в столовой, где была небольшая эстрада. Слушатели сидели за столиками – обслуживали их официанты. Я слышал от немцев, что они с удовольствием работали бы у нас, если бы им в отпуск разрешали ездить в Германию, но это по определению было невозможно в режиме нашей глобальной секретности. Многие немцы, преимущественно молодые, с восхищением смотрели на неожиданную для них Россию, и верили в наше, а некоторые и их, светлое будущее, но в высказываниях некоторых старших по возрасту слышалось откровенное неприятие нашей страны.

В самарском издательстве «Ас Горд» не так давно, мизерным тиражом вышла книга о пребывании немцев на нашем заводе. Привожу из этой книги некоторые высказывания немцев по поводу подписки на заем.

Д-р Анеспах Г.: «Коммунизм и фашизм в принципе одно и то же (я думаю, он имел в виду диктаторский характер режима), идейных сторонников подписки среди нас вы не найдете. Лично я не хочу быть в противоположном вам лагере, и вполне доказываю свою лояльность 50% подпиской на заем».

Слесарь Фостер: «Я социалист с 1929 года, но никогда не подписывался ни на какой заем в Германии, и здесь не буду».

Инженер Векворт: «Лояльность к Советскому государству я доказываю свое добросовестной работой. Дружеских чувств к Советскому государству у меня быть не может».

Некоторые специалисты на подписных листах сделали приписки: «Моя подписка не означает, что я согласен с моим насильственным приездом в СССР», комиссия отказалась принять от них подписку, мотивируя это тем, что подписка у нас добровольная. Это потрясающее лицемерие, а нас 30 лет заставляли добровольно подписываться на заем и 50 лет заставляли добровольно брать социалистические обязательства.

А немцы так и уехали – не перевоспитанные.

Недавно я читал воспоминание одного из немцев о жизни на Управе. Поселили его в 35ти квартирном доме, и он с изумлением пишет, что двери в подъездах не закрываются, что дверные петли на гвоздях висят, батареи в подъездах холодные. Что у русских принято оконные рамы зимой обклеивать бумагой, и это считается нормой, что щели в стыках оконных рам это нормально – обычно, и холодные батареи в подъезде обычны и болтающиеся двери в подъезде обычны.

Другой возмущается, что с ними не был заключен официальный договор, что они не знают, сколько их здесь будут держать. Меня эта запись удивила. Я сам видел, как немцы в календарях отмечали дни, оставшиеся до обещанного отъезда, а потом, прекратив активное участие в работе, отмечали, на сколько дней это обещание уже нарушено, т.е. какой-то договор был.

Происходила эта разница пониманий у нас с тем немцем, от принципиальной разницы нашего и немецкого экономического уклада. Немцы работали у кого-тои с хозяином производства заключали договор, в котором оговаривались и зарплата, и сроки найма на работу.

Мы работали на «своем» заводе (так же как и директор завода работал на нашем заводе). Нам не с кем было заключать индивидуальный договор (заключался коллективный договор).

Так же и немцам, сколько им будут в принципе платить и на какой срок их вывозят в Россию, сказала официальная администрация, полагая это достаточным, т.е. равносильным договору. И они этому обещанию свято поверили, отмечая ожидание отъезда и задержку на своих календарях. Впрочем, из слов Оппермана я понял, что некоторое подобие договора на бумаге, было, может быть, не со всеми.

Конкретная зарплата устанавливалась руководством завода (о зарплате подробно в книжке издательства Ас Горд).

Помогать в отъезде выделили наших ребят, в команду попал Гена Корнеев. Отмечая отъезд, немцы наливали по «наперстку», но т.к. провожал он не одну семью, то в общагу он явился очень «уставшим», еле на ногах стоял.