Вера Брем - Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

Сразу же начинают вырисовываться общие черты в биографии Ахматовой и Раневской – почти сверстницы, родились на юге империи, в детстве теряли близких… Детство тоже во многом было схожим, одинаково безрадостным, неприкаянным, одиноким. «Мне вспоминается горькая моя обида на всех окружавших меня в моем одиноком детстве», это слова самой Раневской. Принцессой в семье была старшая дочь Белла, бойкая красавица, которой неустанно восхищались родители. Угловатая, нескладная, робкая, некрасивая и, вдобавок, заикающаяся Фаина считалась гадким утенком. Фаина завидовала сестре, страдала, замыкалась в себе. Ей так хотелось хотя бы малой толики того внимания, которое доставалось сестре! Родители, к сожалению, то ли не замечали того, что происходило с младшей дочерью, то ли не придавали этому должного значения. Увы!

Строгого отца Фаина боялась, мать обожала. Фельдманы воспитывали детей сурово, тогда вообще считалось, что смысл воспитания не в любви, а в суровости, и суровость эта доходила порой до телесных наказаний. За крупные прегрешения, такие, например, как побег из дома, полагалась порка. Странный, конечно, подход, ведь после порки еще сильнее захочется убежать куда глаза глядят.

Артистизм проявился рано. Раневская вспоминала, как в пятилетнем возрасте во время траура по умершему младшему брату, отодвигала занавеску на зеркале, чтобы посмотреть, как она выглядит в слезах. Маленькая Фаина любила копировать речь и жесты окружающих, изображала дворника, знакомых и случайно увиденных на улице людей. В гимназии у нее не сложилось ни со слишком строгими преподавателями, ни с другими ученицами, которые с удовольствием травили тихую Фаину. Да и сама учеба – все эти скучные арифметические задачи и не менее скучные спряжения глаголов – не доставляла удовольствия. Проучившись, точнее – промучившись несколько лет, Фаина упросила родителей забрать ее из гимназии и продолжила обучение дома. К месту можно вспомнить ахматовское «Училась я в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно» [41] Анна Ахматова . Из автобиографической прозы. .

Фаина мечтала стать актрисой с младых, что называется, ногтей и другого поприща для себя не представляла. Точнее – не представляла себя на другом поприще. «Профессию я не выбирала, – признавалась Раневская, – она во мне таилась». Родители, особенно отец, были против того, чтобы дочь стала актрисой, но Фаине все же удалось настоять на своем. В 1913 году она уехала в Москву, чтобы играть в одном из столичных театров. К тому времени Фаина из замкнутого неуклюжего ребенка превратилась если не в красивую, то в эффектную, симпатичную девушку, с большими выразительными глазами и густой копной медно-рыжих волос. Увы, броская внешность вкупе с горячим желанием играть на сцене не помогли. Во всех театральных дирекциях Фаина получала отказ. Иногда вежливый, иногда грубый, но всегда бесповоротный, окончательный. Пришлось вернуться домой несолоно хлебавши. Фаина не сдалась, а всего лишь взяла паузу. Сдала экстерном экзамены за курс гимназии, начала посещать занятия в частной театральной студии, избавилась от заикания, сыграла несколько ролей в любительских спектаклях, поучаствовала в спектаклях одной из гастролировавших трупп… Отец думал, что дочь, обжегшись, образумилась и больше об отъезде в Москву не заикнется. Дочь же готовилась к реваншу. Настал день, и она снова покинула отчий дом под рыдания матери. Это случилось летом 1915 года.

В Москве Фаине на этот раз повезло, да еще как повезло, потому что счастливый случай свел ее с прима-балериной Большого театра Екатериной Гельцер. Они подружились навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Гельцер познакомила Раневскую со многими выдающимися людьми того времени, например с Владимиром Маяковским и Мариной Цветаевой.

Сведения относительно знакомства Фаины Раневской с Анной Ахматовой несколько противоречивы. Даже не «несколько», а существенно. По общераспространенной версии они познакомились во время эвакуации в Ташкенте (об этом, например, упоминал Анатолий Найман). Заочно, конечно, знали друг друга и раньше, Раневская читала стихи Ахматовой, а Ахматова не могла не видеть фильмов с участием Раневской – их тогда смотрели все. Но личное знакомство все же произошло в Ташкенте. Однако сама Раневская вспоминала, как еще в бытность свою в Таганроге прочла стихи Ахматовой и настолько была впечатлена ими, что поехала в Петербург, дабы выразить свое восхищение. Поступок, надо сказать, вполне в духе Раневской – искренний, эмоциональный порыв. «Открыла мне сама Анна Андреевна, – рассказывала Раневская. – Я, кажется, сказала: «Вы мой поэт», – извинилась за нахальство. Она пригласила меня в комнаты – дарила меня дружбой до конца своих дней…» [42] Фаина Раневская . Судьба-шлюха. Авт. – сост. Д. А. Щеглов. М., 2003. И вот еще одна цитата из Раневской: «Любила, восхищалась Ахматовой. Стихи ее смолоду вошли в состав моей крови» [43] Там же. .

Так где же правда? Скорее всего, Фаина Георгиевна лукавит. Признанная мастерица розыгрыша, отчаянная выдумщица могла на ходу сочинить эту историю шутки ради или по какому-то случаю. Если бы они были знакомы с дореволюционных пор, то непременно остались бы какие-то свидетельства с того времени – письма, следы в чьих-то мемуарах и т. п. Однако же, во всем богатейшем мемуарном наследии, посвященном личности Анны Ахматовой (Фаине Раневской в этом отношении «повезло» куда меньше), нет ни одного слова о том, что Поэтесса и Актриса дружили до времен ташкентской эвакуации.

Гельцер пристроила Раневскую в Летний театр, находившийся в дачном поселке Малаховка. Несмотря на довольно низкий статус (летний, дачный), здесь играли лучшие актеры Москвы и Петербурга – Садовская, Петипа, Яблочкина, Коонен, Остужев, Тарханов, Радин, Певцов и пели Шаляпин с Собиновым. Вскоре Раневская стала Раневской, взяла себе звучный псевдоним. Шутила, что Раневской стала потому, что все роняла.

После Малаховки была антреприза Лавровской в Керчи. Эта антреприза вскоре лопнула. Начались мытарства Раневской, переход из одной труппы в другую… Октябрьская революция застала ее в Ростове-на-Дону. Гирш Фельдман, человек умный, очень быстро сделал правильные выводы и уплыл с женой и сыном Яковом на своем собственном пароходе «Святой Николай» в Констанцу. Белла, старшая сестра Раневской, на тот момент жила со своим мужем во Франции. В общем, все уехали, а Фаина осталась. Какие причины побудили ее остаться, звали ли родные ее с собой или нет, нам уже не узнать. Ну и ладно, не так важны мотивы, как результат.

Что может одинокая женщина (по-настоящему, в самом деле одинокая) с сильной волей? Она может все. Она может выжить в Гражданскую войну, более того – она не просто выживет, но и найдет возможность совершенствовать свое мастерство, не изменит своему призванию (пусть порой придется играть в цирковой массовке) и найдет друга… Другом и наставницей Раневской стала актриса Павла Леонтьевна Вульф. Они познакомились в беспощадном 1918 году, весной, в апреле, в Ростове-на-Дону. Раневская говорила, что Павла Леонтьевна спасла ее от улицы. Вульф взяла Раневскую в свою труппу и пригласила ее жить к себе. Вместе с Вульф и ее маленькой дочерью Ирочкой, Раневская отправилась в Симферополь, играть в тамошнем театре. В Крыму был хороший климат, да и выбора особого у них не имелось. Поездка из Ростова в Москву или в Петербург, через воюющую страну, была равносильна самоубийству.