Валерий Чумаков - Сытин. Издательская империя

Естественно, для того, чтобы обеспечить бесперебойную работу по обслуживанию государственных нужд силами крестьянского населения государству требовалось создать приемлемую инфраструктуру. Обеспечивали ее деревенские, сельские и прочие старосты, при которых служили «водители делооборота» – писари. И те, и другие происходили вовсе не из дворян, а из тех же крестьян. Первые – из авторитетных, вторые – из грамотных.

Сын государственного крестьянина Герасима Сытина Дмитрий был способным учеником. Самым способным в местной начальной школе. Ему нравилось учиться, нравилось выводить букву за буквой, складывать цифры и читать интересные книжки. После уроков он частенько оставался в классе и даже иногда помогал учителю проверять тетради других, не таких успешных как он учеников. Такому таланту грех было не помочь. И после окончания Дмитрия отправили доучиваться уже в более серьезную, городскую школу. Окончив ее с прекрасным аттестатом он вернулся в родное село Гнездиково Солигаличского уезда Костромской губернии, где был с радостью принят на должность волостного писаря.

Волостью в России XIX века называлась низшая единица территориального деления, волостное правление можно сравнить с современным сельсоветом. Население одной волости не превышало двух тысяч душ мужского пола, а максимальное расстояние от приписанных к волости деревень и поселков не могло превышать 12 верст (читай – километров, 1 верста больше километра всего на 67 метров). Состояло правление из волостного старшины, сельских старост, сборщиков налогов, волостных судей и, конечно, писарей. Документооборот в ту пору был ничуть не меньше, чем сейчас, и, при отсутствии каких либо пишущих или печатающих устройств в штате приходилось держать по несколько писарей. Дмитрий был сметлив, дисциплинирован, трудолюбив и вскоре его поставили на должность старшего пристава. Что для села было почти равноценно барину или помещику. Земельный надел писарям полагался маленький, да и это понятно: при довольно напряженной работе в правлении у них и не было времени на занятия сельским хозяйством. Однако, волостные служащие от такого «ущемления» вовсе не страдали, и бобылями [3] Бобыль – так на Руси называли одиноких, безземельных крестьян. Бобылем часто также называли обнищавшего, бездомного человека. их назвать было никак нельзя: умение не просто написать, а правильно написать нужную бумагу всегда было одним из способов неплохого прокорма. Составил для просителя прошение, или жалобу, или отношение – получил десяток яиц, или курочку или фунт пшена. Каждому – по потребности, от каждого – по возможности.

Дмитрий Герасимович Сытин

Писарь в селе был завидным женихом, и Дмитрий Герасимович недолго ходил в холостяках. Уже вскоре после поступления на должность он обвенчался с дочкой местного крестьянина Ольгой Александровной. В 1851 году 5 февраля у них родился первенец. На восьмой день сына, как и положено, крестили в честь святого Иоанна Иваном. Вслед за ним супруга принесла мужу еще троих детей – одного сына и двух дочерей.

Ольга Александровна Сытина

Положение «писарят» на селе было особым. Обычных, крестьянских детей к труду привлекали уже с самого раннего возраста: трехлетки пасли гусей, пятилетки умело управлялись со свиньями, овцами, козами, шестилетки, как мы помним из стихов Некрасова про мужичка с ноготок, уже помогали родителям в лесозаготовках, а те, что старше уже и в ночное ходили, и луга косили, и жали, и молотили. А вот писарским детям молотить уже было нечего. Как вспоминал потом Иван Сытин, они сидели дома по углам и мучились от безделья. Неопределенность положения изводила и заставляла прятаться от сверстников. Те же воспринимали писаренка как настоящего классового врага и, при случае, не стеснялись ему это показать.

В положенный срок Иван был определен в сельскую начальную школу при волостном правлении. В отличии от отца, Иван Дмитриевич никакой тяги к учебе не проявил. «Школа была одноклассная, в преподавании – полная безалаберность, – писал в своих воспоминания Сытин. – Учеников пороли, ставили в угол на колени или же на горох, нередко давали и подзатыльники. Учитель появлялся в классе иногда в пьяном виде. А в результате всего этого – полная распущенность учеников и пренебрежение к урокам, Я вышел из школы ленивым и получил отвращение к учению и книге – так опротивела за три года зубрежка наизусть. Я знал от слова до слова весь псалтырь и часовник, и ничего, кроме слов, в голове не осталось». Окончив обучение, мальчик с радостью избавился от учебников и постарался забыть ненавистную грамматику и арифметику. Эту «неученость» будущий миллионер и медиамагнат пронес через всю свою жизнь. До конца дней он писал с ошибками, расставляя запятые где придется, а лучше – и вовсе не ставя их. Антон Чехов говорил о нем: «Это интересный человек. Большой, но совершенно безграмотный издатель, вышедший из народа». На юбилейном торжестве, посвященном полувековой деятельности предпринимателя, его хороший знакомый П. Мартынов сказал: «Недостаток образования во многом помешал этому замечательному человеку. Но, может быть, благодаря этому недостатку деятельность Сытина и заслуживает признательности. Сытин не то что любит и признает просвещение. Он влюблен в него. И если можно говорить об идейной стороне его деятельности, то именно в этом смысле».

Пока Иван Сытин постигал начала грамотности в школе, жизнь в семье стала разлаживаться. Аккуратный и трезвый раньше отец все чаше стал «позволять себе лишнее». Ему явно тоскливо было жить в селе, но тоску эту он мог исправить лишь одним способом. Которым и начал лечить свою депрессию. «Лечение» это шло по нарастающей, постепенно он пропил все сбережения, начал продавать вещи и даже одежду. Во время очередного запоя он вполне мог уйти из дому и не появляться в нем неделю. Возвращался он свежим, спокойным, неожиданно трезвым и даже рассудительным. Жене он твердо обещал, что больше ни грамма в рот не возьмет и несколько дней, а иногда даже недель честно держал свое обещание. Ольга Александровна всеми своими женскими силами старалась как-то помочь мужу. Возила его ко врачам, знахарям, ездила к святым местам, заказывала молебны у иконы «Неупиваемой чаши». Однако муж пить не переставал.

И все время твердил, что здесь в селе он с тоски умрет. Это было похоже на правду. Когда Ваньке Сытину исполнилось 12 лет, его отца, которого еще совсем недавно ставили всем в пример, после очередного загула выгнали с работы. Это было тем тяжелее, что у Ольги Александровны как раз в этот год родился младший брат Ваньки, крещенный Сергеем. Но отец даже, кажется, обрадовался увольнению. Поскольку в селе его особо ничего не держало, он собрал оставшиеся вещи и вместе с семьей перебрался в Галич.