Юрий Ильин - Путешествие назад во времени

В Слюдянке, в начале 1943 года, нас застала последняя фаза Сталинградской битвы. Эта фаза оказала мощное влияние на морально-психическое состояние советского общества. До этого вопрос о нашей победе оставался как бы подвешенным. Да, мы верили в реальность победы, но оставалось и сомнение: всё-таки немцы заняли, считай, большую часть европейской территории СССР – от Ленинграда, Подмосковья, Воронежа, Сталинграда и Северного Кавказа. Было, конечно, до этого поражение немцев под Москвой, но с того времени прошёл год, и был он, пожалуй, не совсем в нашу пользу. После Сталинграда страна облегчённо вздохнула, и это почувствовали даже дети.

Другое событие того же времени вызвало у народа некоторое удивление при, в общем-то, положительном отношении. Было принято решение о возврате к исторически традиционной форме русской армии и о её некоторой реорганизации. Новая военная форма была в принципе похожа на форму дореволюционной (царской) армии, включая погоны для всех категорий военнослужащих; укреплялось единоначалие во всех звеньях армии и флота; были приняты новые воинские уставы, в которых учитывался опыт текущей войны; было введено звание "офицер" и "генерал".

В нашей семье, как и у других, новая форма и особенно погоны обсуждались весьма оживлённо. Всё-таки было не всем по душе ассоциировать Красную армию с формой тех (белых), с кем она сражалась в годы гражданской войны. Однако, новая – старая, военная форма внешне выглядела привлекательно, да и она всё время оставалась в генах русских людей и была ими охотно принята. И я хорошо помню тот момент, когда я в пятнадцать лет с восторгом одел её на себя. Кстати, переход к новой форме был инициирован лично И. В. Сталиным, который видел в этом шаге восстановление русских воинских традиций, способных поднять дух армии как продолжателей славных дел прошлых поколений. По нашему мнению, И. В. Сталин был в этом абсолютно прав, и он наверняка планировал использовать эту форму в длительной исторической перспективе. Не вышло. Буквально через 15 лет недалекие, новые – старые, руководители нашей страны начали увлечённо уродовать военную форму и в результате "доигрались" до того, что эта форма сейчас не имеет ничего русского, смахивает скорее на форму афро-азиатских развивающихся государств. Руководящим недоумкам трудно понять, что военные должны гордиться своей формой, как и своей военной историей. Посмотрите, как тщательно сохраняют свою стандартную военную форму англосаксы и как они ею гордятся! Форма несомненно должна иметь национальное содержание, которым можно и должны гордиться. Смешно смотреть на офицеров в полу гражданских кофточках и маечках, как и на ядовито-зелёный цвет их формы. У нашей природы другой цвет! Мы не в тропиках живём, потому и военная форма должна быть соответствующей.

Летом 1943 года отца вызвали в Москву, где решались проблемы организации аварийно-спасательных отрядов на водных пространствах освобождаемых советских территорий. Там отец был назначен главным водолазным специалистом в один из отрядов, который должен был заниматься судоподъёмом и расчисткой русла Днепра в районе города Кременчуг.

Современному россиянину трудно представить до какой степени был разрушен этот город. Его центральная часть и строения вдоль набережной Днепра были разрушены полностью. Для жилья пришлось приспосабливать развалины домов. Отец поехал в Кременчуг прямо из Москвы, и там матросы среди развалин расчистили площадку и из подручных кирпичей сложили своего рода однокомнатную лачугу. В углу её поставили печурку, по другим углам сбитые из досок кровати, положили казённые матрацы, спальное бельё и, как говорится… просим пожаловать. В конце осени мы с мамой и маленьким братом так и пожаловали. Первые дни жить в развалинах было как-то жутковато, но зато аварийно-спасательный отряд, где работал отец, был рядом. И всё это было на набережной, куда по выходным стекалось городское население. Там играл флотский духовой оркестр и под его музыку можно было петь и танцевать.

В Кременчуге с конца весны 1944 года по окончании школьных занятий началась моя трудовая деятельность. Не формальная, конечно, ибо было мне всего 11 лет, а добровольная. Деньги можно было получать за разрушение уже разрушенного здания. Большие дома являли собой кирпичные развалины. Наша задача (детей) состояла в том, чтобы собрать, отодрать, отбить, очистить от цемента кирпичи, сложить их в пирамидки и получить на месте по 20 копеек за кирпич. Мы возились с утра до полудня, а потом приходил мастер, считал кирпичи каждого и отсчитывал энные суммы. После этого мы бежали за мороженым, несли деньги родителям и собирались у реки. Нас, конечно, никто не заставлял работать, и не было никакого трудового регламента. Просто было условлено: мы собираем кирпичи, приходит в установленное время мастер и следует расчёт. Не могу сказать, что зарабатывали много, так как добыча кирпича (его отрыв от стены), его очистка было делом непростым, но… всё- таки мы что-то имели и этим особенно гордились.

Особых удовольствий у нас (детей) не имелось, поэтому всё свободное время уходило на уроки, на чтение книг и на общение между собой. С учебниками, как и с книгами, было туго, их не хватало, и они переходили из рук в руки. Их использовали до дыр. Тогда в продаже учебников ещё не было, нам их выдавали в библиотеках школы на класс, но… нас было больше, чем учебников или художественных книг. Получалось, что мы таким образом были повязаны в один коллектив: вместе учились, вместе, при необходимости, работали и вместе отдыхали. Мы чувствовали серьёзность времени и не позволяли себе "валять дурака". В целом это было хорошо. Мы были самостоятельны, росли физически крепкими и в меру серьёзными. Жизнь муштровала нас в правильном направлении, поскольку мы росли в коллективе, а, как правило, коллектив всегда прав. Ну и, наверное главное, что мы видели перед собой уставших от трудностей родителей, измотанное от материальных и бытовых проблем общество и, понимая, что им не до нас, старались как-то облегчить жизнь взрослых. Что касается каждого из нас, уже больших, но пока ещё детей, мы не мучились эгоизмом, были дружелюбны. И всё это при том, что общая ситуация была необычной. Дело в том, что дети, вернувшиеся из эвакуации, были на пару лет младше, чем те, которые остались в оккупации. Разница в возрасте, чисто физиологически, была заметна, но в плане общественных отношений и взглядов этого не было. Возможно потому, что у нас каких-то сформировавшихся взглядов ещё не образовалось… Отсутствовал необходимый для этого интеллект, который, конечно же, необходим для анализа обстановки и определения позиции.