Михаил Качан - Украденное детство. Потомку о моей жизни

В Ленинграде жила также папина старшая сестра Эмма, но мы с папой к ней домой никогда не ходили. У меня были с Эммой особые отношения. Раз в месяц она меня забирала от родителей и везла к себе на Петроградскую сторону на Кировский проспект (сейчас снова Каменноостровский).

Власти ей выдали бывшую квартиру расстрелянного большевика Зиновьева, в прошлом одного из руководителей октябрьской революции, лидера ленинградских большевиков, а потом ставшего руководителем «троцкистско-зиновьевской антипартийной группы», и конечно «врагом народа».

На меня обстановка в этой квартире, помню, произвела большое впечатление. Таких шикарных, как мне тогда казалось, вещей, такой косметики и предметов личной гигиены я, четырех-шестилетний ребенок, живущий в бедной семье, в жизни не видел.

Но еще большее впечатление производила на меня сама Эмма. В моей памяти хранится ее образ, она произвела на меня в свое время очень сильное впечатление. Пожалуй, одно из самых сильных в моей детской довоенной жизни. Огненно рыжая, крупная красивая женщина с властным взглядом голубых глаз, – такой она запомнилась мне на всю жизнь.

Эти глаза светились любовью, когда она смотрела на меня. Мне казалось, она готова была сделать для меня абсолютно все, что бы я ни попросил. Покупала мне мороженое, конфеты, закармливала вкусной едой.

В ту пору ей, наверное, еще не было сорока, детей у нее не было, и, видимо, свою нерастраченную материнскую любовь она всецело расходовала на меня.

Эмма работала хирургом-гинекологом, была кандидатом медицинских наук. У нее была репутация хорошего хирурга, и ее приглашали вместе с бригадой врачей-хирургов в районы военных стычек с японцами – на Халхин Гол, озеро Хасан – оказывать помощь раненым.

Я с гордостью распевал песню «Три танкиста», где говорилось о самураях, которые «хотели перейти границу у реки», но

Еще об одной ее способности я узнал совершенно случайно. В 1955 году я был заместителем секретаря комсомольской организации Ленинградского Политехнического института. Каждый год комсомольцы организовывали комсомольско-молодежную стройку. И этот год не был исключением. Мы готовились поехать летом на строительство Оредежской ГЭС под Ленинградом. Поездка была добровольной. Студенты записывались на стройку. Ну а мамы, конечно, волновались, не зная условий работы, но догадываясь, что хорошего там мало.

Одна из таких мам пришла ко мне в часы приема поинтересоваться об условиях жизни на стройке и характере работы. Поскольку я там уже бывал, я подробно рассказал ей об этом. Прощаясь, она спросила, как меня зовут. Услышав фамилию Качан, она быстро спросила, не знаю ли я Эмму Абрамовну Качан.

– Это моя тётя, – сказал я.

– А можно с ней повидаться?

– К сожалению, она умерла, – ответил я. В то время мы не знали о ней ничего. Знали только, что она погибла где-то на фронтах войны.

В семидесятых годах вышла книга воспоминаний врача Аркадия Коровина о 163-х днях героической защиты полуострова Ханко, 2 2 Коровин, Аркадий Иванович (1898—1967). 163 дня на Ханко: записки хирурга / Аркадий Коровин. – Москва; Ленинград: Военмориздат, 1945. – 222 c. и мы узнали, как она погибла.

Полуостров Ханко был «арендован» у Финляндии правительством СССР (фактически это была юридическая форма захвата) после финской войны 1939—1940 гг. Эмма работала в госпитале, беспрерывно, по многу часов, оперировала поступающих раненых. Чуть не падая с ног от усталости, пошла принять ванну. Здесь и настиг ее осколок снаряда при очередном артобстреле.

– Как жалко, сказала моя посетительница, – ведь я своего мальчика рожала у нее под гипнозом.

В ПРОЛОГЕ я посоветовал моему читателю предварительно познакомиться с историей еврейского народа. Познакомился ты, читатель, или нет, – в любом случае, тебе нужно узнать, как в России возник «еврейский вопрос». До второй половины XVIII века на территории России евреев практически не было, они жили в соседних странах – в Польше, Литве и Латвии.

Евреи были поголовно грамотны, говорили на идиш, исповедовали иудаизм и пользовались там большой свободой. Даже имели собственное самоуправление и могли свободно перемещаться из одного поселения в другое. Не сравнить с основным населением России того времени – крепостным крестьянством.

После трех разделов Польши и присоединения Прибалтики, примерно полтора миллионов евреев (а, может быть, и больше) оказалось в России. Все эти события происходили между 1772 и 1815 годами.

Так что, в Россию евреи ниоткуда не пришли, а как жили на своих землях, так и продолжали жить, только уже в составе Российской империи.

145 лет российские цари пытались отнять права, которыми евреи были наделены раньше. Но вот закрепостить этих свободных людей было невозможно. И первое, чем озаботилось царское правительство, – ввело черту оседлости, вне которой евреям запрещалось жить.

Это сделала Екатерина II уже через 20 лет после первого раздела Польши. Запрещалось евреям и жить в столицах – Петербурге и Москве – за исключением врачей, юристов и ремесленников.

К 1880 году в России жило 67% всех евреев. Ужесточение законодательства, рост антисемитизма и начало погромов вызвали в конце XIX века массовую эмиграцию еврейского населения. За короткое время из России эмигрировали 2 млн. евреев. В начале XX века эмиграция продолжалась.

В конце XIX – начале XX века родители моего папы жили в Минске. Как и когда они там оказались, я не знаю.

Дедушка был то ли лесоторговцем, то ли просто приказчиком (продавцом леса). Об этом у нас дома говорили как-то очень невнятно, потому что лесоторговец – это буржуй, и, признав это, отец бы фактически донес на себя, что у него буржуазное происхождение. А он, скорее всего, это скрывал. Так делали многие. Неприятностей и так хватало.

Бабушка, как мне кажется, была из богатой семьи. Где они жили в Минске, я не знаю, но к моей маме в Ленинград иногда приезжали родственники папы Злотниковы и говорили, что у Качанов в Минске была богатая квартира.

Мне всегда казалось, что дедушка Абрам, отец моего отца, нежно любил свою жену. В его семье было пятеро детей – Бенциан, Эмма, Григорий, Самуил и Сара.

Мой отец, Качан Самуил Абрамович был четвёртым ребёнком в семье, он родился в Минске 26 марта 1904 г.

Когда отцу было одиннадцать лет, дети остались без отца, моего деда задавило упавшим деревом.

В Ленинград бабушка приехала из Минска с детьми Эммой, Мулей (Самуилом) и Сарой, видимо, вслед за своим старшим сыном Бенцианом. Подробности мне неизвестны. Григорий тогда остался в Минске.