Олег Макаров - Я – сотрудник Внешторга

Моя деятельность во Внешторге началась именно с Торговой палаты. Я не случайно попал в эту организацию, мне хотелось заниматься как раз подготовкой выставок, приобретавших с каждым годом все большую и большую популярность в нашей стране.

В год моего поступления в вуз (1957) еще существовал Институт внешней торговли, куда я и подал заявление. Но приемная комиссия так запугала меня предстоящим наплывом абитуриентов и трудностями условий конкурса, что в предпоследний день срока подачи заявлений я струсил, забрал свои документы и подал их в Плехановку. После окончания Плехановского института в течение двух лет я оббивал пороги Торговой палаты, желая самостоятельно, без чьей-либо помощи устроиться туда на работу. Я приезжал, пытался разговаривать в тамошнем отделе кадров, периодически звонил по телефону, чтобы меня взяли хоть каким-нибудь экономистом. Все было напрасно. Мне отвечали вежливо, с пониманием относясь к моим просьбам, но каждый раз отказывали, ссылаясь на отсутствие вакантных мест, и предлагали «позванивать». Я, конечно же, не был безработным молодым человеком, которых в те годы было предостаточно, особенно в Москве (обеспеченные родители легко содержали своих не желающих работать потомков, зачастую впоследствии превращавшихся в стиляг-тунеядцев, с которыми общество боролось, как могло, по тем временам). По распределению после института я работал старшим бухгалтером магазина культтоваров при централизованном учете Управления рабочего снабжения Московского речного пароходства. Потом, отработав год, благодаря стечению обстоятельств и по рекомендации товарища по институту устроился преподавателем организации и техники торговли в Школу торгового ученичества при ЦУМе и ГУМе, выпускавшей квалифицированных продавщиц, главным образом для собственных нужд.

Попасть в Торговую палату помог мне младший родной брат мамы – для меня дядя, вернувшийся в начале 1964 года из очередной длительной загранкомандировки, где он был дружен с одним из заместителей начальника Управления центральных кадров Минвнешторга. По рекомендации этого товарища в мае 1964 года меня взяли на работу в Торговую палату – в Управление иностранных выставок в СССР на должность старшего экономиста с месячным окладом 130 рублей. Это была неплохая зарплата для молодого специалиста (для ориентирования в ценах: батон белого хлеба стоил в зависимости от сорта около 20 копеек, цена килограмма мяса была 2 рубля, килограмма докторской колбасы – 2.30, бутылки водки – 2.87).

Начальником Управления был знающий, опытный руководитель с красивой и звучной фамилией – Смольянов. К сожалению, непосредственно с ним я не работал, поскольку он курировал вопросы организации и подготовки крупных национальных выставок, а специализированными выставками занимался один из его заместителей Яковлев Евгений Васильевич. Вот к нему я и попал «на выучку». Евгений Васильевич учил меня на первоначальном этапе, как писать коммерческие письма, телеграммы, как работать на телексе, как вести переговоры по конкретным, но мелким вопросам организации выставок. Вести переговоры самому было мечтой, но для этого необходимы были знания многих деталей. Надо было представлять и знать, что хочешь сам выяснить у партнера, все согласовать с ним и уметь ответить на те вопросы, которые может задать он. Вначале я подготавливал необходимые документы, которые потребуются старшему, и только присутствовал на переговорах, куда меня брали учиться, чтобы в будущем я мог вести их самостоятельно. Примерно через два месяца службы я овладел этим искусством в начальной стадии.

По инструкции, в переговорах участвовали минимум два наших сотрудника. Мне был поручен участок работы с ГДР. Еще в школе я учил немецкий язык и имел по этому предмету только отличные оценки. Но школьные знания и даже институтские не принимались во внимание (все знают качество преподавания иностранных языков того времени в обычных школах и неязыковых ВУЗах). А у меня было несколько иное положение: учась в старших классах в школе и потом в институте, я периодически занимался с преподавателем дополнительно. И в Управлении мне это очень пригодилось. Дело в том, что за знание языка можно было получить процентную надбавку к зарплате. Для этого необходимо было окончить курсы на языковой кафедре при МВТ, еще допускалась возможность сдать экзамен экстерном в период приема экзаменов, которые так все и называли: экзамены на процентную надбавку. С этой целью их должны были сдавать даже окончившие языковой институт (исключение делалось только для выпускников МГИМО). В 60-е годы были письменные экзамены и устные. Экзаменующийся, не выдержавший письменного экзамена, к устным не допускался. Экзамены принимала комиссия из трех преподавателей. Письменный экзамен включал в себя изложение и перевод коммерческого письма с русского языка на иностранный (позднее письменный экзамен был отменен, и перевод коммерческого текста был заменен беседой с одним из преподавателей на тему, изложенную в коммерческом письме). В устный экзамен входили: пересказ художественного текста с неожиданной и оригинальной концовкой (как, например, у О. Генри – известнейшего американского мастера коротких рассказов), проведение короткого диалога на коммерческую тему с одним из экзаменующих преподавателей (она была изложена в письме в качестве приложения к экзаменационному билету). Эту тему надо было обсудить (например, аргументированно попросить скидку с предложенной цены). И еще пересказ какой-то коротенькой статьи из иностранной газеты, как правило, на политическую тему. Успешно сдавшие экзамены стимулировались дополнительной прибавкой к зарплате: за знание европейского языка 10%, языка европейской соцстраны 15%, за восточный язык (японский, хинди и др.) 20%, причем более 20% не платили, независимо от того, сколько языков знал сотрудник. Право на получение процентов необходимо было подтверждать каждые два года. Если получающему проценты удавалось трижды подряд сдать экзамен на оценку не ниже «хорошо», с третьего раза он мог подтверждать свои знания через пять лет.

В июле 1964 года на работу в наше управление после окончания Института иностранных языков им. Мориса Тореза был принят Владимир Головня с редким отчеством – Мефодьевич, впоследствии ставший моим близким товарищем. Его появление в управлении значительно повлияло на всю мою дальнейшую судьбу во внешнеторговой деятельности. Володя был представителем элитной части молодежи того времени. Он был одного со мной роста, достаточно высок – около метра восьмидесяти, строен, всегда модно одевался, а главным его достоинством были незаурядные способности и великолепное знание немецкого и французского языков. У него был и третий язык – польский, но степень знания польского я не могу оценить, поскольку мне так никогда и не удалось услышать, как он им владеет. Судя по его словам, польский он знал не слабее двух первых. Наверное, Володя не обманывал, да и смысла не было. Скажу только, что по-немецки и по-французски он говорил так же свободно, как и по-русски. На меня это производило огромное впечатление, и я всегда в дальнейшем стремился к подобным знаниям, но, к сожалению, такого высокого уровня мне достичь так и не удалось, хотя я потом относительно свободно говорил на английском и сербско-хорватском и часто переводил с них на русский и наоборот. Мои знания немецкого за неимением практики остались пассивными: переводил и читал я неплохо, но разговаривал на нем слабо.