Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам
- Название:Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Эффект фильм
- Год:2016
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4425-0010-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам краткое содержание
Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.
Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.
В документальном цикле «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.
Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
« Медведь, / медведь, / медведь, / медве-е-е-е-е… »
Впрочем, это не столь уж важно. Выражаясь словами самого Маяковского:
« Это никого кроме меня не касается…
Говорю – я медведь…
Косматый. Шерстью свисает рубаха ».
В облике этого медведя поэт и отправляется в вояж:
« Белым медведем / взлез на льдину,
плыву на своей подушке-льдине ».
Доплыв до Петрограда, он увидел у Невы самого себя, а точнее, героя поэмы «Человек», который тут же обратился к нему:
« – Владимир! / Остановись! / Не покинь!..
Семь лет я стою. / Я смотрю в эти воды,
к перилам прикручен канатами строк.
Семь лет с меня глаз эти воды не сводят.
Когда ж, / когда ж избавления срок?..
Пока / по этой / по Невской / по глыби
спаситель-любовь / не придёт ко мне,
скитайся ж и ты, / и тебя не полюбят.
Греби! / Тони меж домовых камней !»
Но « подушка-льдина » уносит героя поэмы в даль дальнюю от Невы. На этом первая глава завершается.
Во второй главе (она называется «Ночь под Рождество») рассказывается о том, куда понесло медведя-Маяковского дальше. Сначала он объявляется на Пресне, где живут его мать и сёстры, предлагая пойти вместе с ним на Неву, чтобы спасти стоящего на мосту человека:
« Он ждёт. / Мы вылезем прямо на мост ».
Но мать и сёстры не рвутся возвращать сыну и брату его любимую, которая (в который уже раз) изменила ему. И Маяковский с горечью восклицает:
« Так что ж?! / Любовь заменяете чаем?
Любовь заменяете штопкой носков ?»
И поэт отправляется в кругосветное « Путешествие с мамой ». Но всюду, куда бы они ни приехали (« Париж, Америка, Бруклинский мост, Сахара »), люди пьют чай, демонстрируя этим, что жизнь состоит не только из любви и революций.
Тогда Маяковский идёт к своему знакомому, который женат на Фёкле Давидовне. В черновиках она названа Розой Давидовной. В рукописи поэмы у героинь настоящие имена: у Лили Юрьевны – Лиля, у матери Маяковского – Александра Алексеевна. Стало быть, и Роза Давидовна вполне могла быть реально существовавшим человеком. Но кто она? И кто он – тот знакомый, к которому заглянул поэт?
Логика описанной Маяковским ситуации подсказывает: побыв в своей семье и поездив по планете, главный герой поэмы мог отправиться к своим сослуживцам.
Где тогда служил Маяковский? Мы предположили, что в ОГПУ. Кто был его непосредственным начальником? Меер Трилиссер.
Стало быть, Маяковский описал визит к своему гепеушному шефу (« хозяину »), который встречал зашедшего к нему в гости подчинённого такими словами:
« Маяковский! / Хорош медведь! –
Пошёл хозяин любезностями медоветь… »
И начальник поэта начал представлять своих гостей:
« А это… / Вы, кажется, знакомы?! –
Со страха к мышам ушедшие в норы,
из-под кровати полезли партнёры.
Усища – / к стёклам ламповым пыльники –
из-под столов пошли собутыльники.
Ползут с-под шкафа чтецы, почитатели.
Весь безлицый парад подсчитать ли?
Идут и идут процессией мирной.
Блестят из бород паутиной квартирной.
Все так и стоят столетья, / как было.
Не бьют – / и не тронулась быта кобыла ».
Затем (и, пожалуй, впервые в творчестве Маяковского) появляются насекомые, которые дадут название предпоследней его пьесе:
« С матрацев, / вздымая постельные тряпки,
клопы, приветствуя, подняли лапки ».
Зашедшего в гости к шефу Маяковского приветствовали также вожди и кумиры разных эпох:
« Исус, / приподняв / венок тернистый,
любезно кланяется.
Маркс, / впряженный в алую рамку,
и то тащил обывательскую лямку ».
В черновиках вместо Маркса стоит Ленин.
И вдруг среди гостей Маяковский замечает:
« Но самое страшное: / по росту, / по коже одеждой, / сама походка моя! – в одном / узнал – / близнецами похожи – себя самого – / сам / я ».
И все пьют чай (и не только!):
« Весь самовар рассиялся в лучики –
хочет обнять в самоварные ручки ».
Маяковский, расстроенный тем, что чаёвничают всюду, отправляется в Водопьяный переулок, в квартиру, где живёт его любимая, оставившая поэта. Там тоже гости. Все пьяны (« в тостах стаканы исчоканы »). Все танцуют (« танцы, полами исшарканные »). А с ними танцует и его любимая. Маяковский восклицает:
« Я день, / я год обыденщине предал,
я сам задыхался от этого бреда.
Он / жизнь дымком квартирошным выел.
Звал: / решись / с этажей / в мостовые !».
И тут же добавляет, спрашивая:
« Но где, любимая, / где, моя милая,
где / – в песне – / любви моей изменил я ?»
И поэту хочется с криком ворваться в квартиру, где все пьяны и танцуют:
« Скажу: / – Смотри, / даже здесь, дорогая,
стихами громя обыденщины жуть,
имя любимое оберегая,
тебя / в проклятьях моих / обхожу ».
Иными словами, Маяковский не хочет мстить, зная, какая кара ему за это мщение угрожает.
Поняв, что и любимая помочь ему не может, поэт вновь отправляется в путь, летит над Россией, над Европой. И вот он уже над Соборной площадью Московского Кремля – на куполе колокольни Ивана Великого. Москва отмечает Рождество:
« В ущелья кремлёвы волна ударяла:
то песня, / то звона рождественский вал ».
И в тот самый момент, когда Маяковский (а если точнее, то его поэтический образ) оказался в Кремле (и даже над ним), его вдруг стали вызывать на дуэли (то есть, видимо, очень резко критиковать):
« Спешат рассчитаться, / идут дуэлянты.
Щетинясь, / щерясь / ещё и ещё там…
Газеты, / журналы, / зря не глазейте!
На помощь летящим в морду вещам
ругнёй / за газетиной взвейся газетина.
Слухом в ухо! / Хватай, клевеща !»
Напрасно поэт пытался объяснить, что он – не настоящий Маяковский (« Я только стих, / я только душа »), ему тут же нёсся ответ:
« – Нет! / Ты наш враг столетний.
Один тут уже попался – / гусар !»
Вопросы, обращённые к стоявшему на куполе храма поэту, и его ответы на них очень напоминают допросы, которое проводило ГПУ. И рассказы Осипа Брика, который знакомил своих собеседников с приёмами и ухватками следователей-гепеушников. При этом Осип Максимович наверняка подкреплял лубянские истории строками из «Баллады Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: