Иван Солоневич - Россия в концлагере (сборник)

– За что же боролись, братишечки?..

…Я сижу на полене, кругом на полу валяются кипы «личных дел», и я пытаюсь как-нибудь разобраться или, по наседкинской терминологии, определить «что – куда». Высокий жилистый человек, с костистым изжеванным лицом, в буденовке, но без звезды и в военной шинели, но без петлиц – значит, заключенный, но из привилегированных – проходит мимо меня и осматривает меня, мое полено и мои дела. Осматривает внимательно и как-то презрительно-озлобленно. Проходит в следующую закуту, и оттуда я слышу его голос:

– Что, эти сукины дети с Погры опять нам какого-то профессора пригнали?

– Не, юрес-консул какой-то, – отвечает подобострастный голос.

– Ну все равно. Мы ему здесь покажем университет. Мы ему очки в зад вгоним. Твердун, вызови мне Фрейденберга.

– Слушаю, товарищ Стародубцев.

Фрейденберг – это один из украинских профессоров, профессор математики. В этом качестве он почему-то попал на должность «статистика» – должность, ничего общего со статистикой не имеющая. Статистик – это низовой погонщик УРЧ, долженствующий «в масштабе колонны», т. е. двух-трех бараков, учитывать использование рабочей силы и гнать на работу всех, кто еще не помер. Неподходящая для профессора Фрейденберга должность…

– Товарищ Стародубцев, Фрейденберг у телефона.

– Фрейденберг? Говорит Стародубцев… Сколько раз я вам, сукиному сыну, говорил, чтобы вы мне сюда этих очкастых идиотов не присылали… Что? Чей приказ? Плевать мне на приказ! Я вам приказываю. Как начальник строевого отдела… А то я вас со всем очкастым г… на девятнадцатый квартал вышибу. Тут вам не университет. Тут вы у меня не поразговариваете. Что? Молчать, чорт вас раздери… Я вот вас самих в ШИЗО посажу. Опять у вас вчера семь человек на работу не вышло. Плевать я хочу на ихние болезни… Вам приказано всех гнать… Что? Вы раньше матом крыть научитесь, а потом будете разговаривать. Что, ВОХРа у вас нет?.. Если у вас завтра хоть один человек не выйдет…

Я слушаю эту тираду, пересыпанную весьма лапидарными, но отнюдь не печатными выражениями, и «личные дела» в голову мне не лезут… Кто такой этот Стародубцев, какие у него права и функции? Что означает этот столь многообещающий прием? И в какой степени моя теория советских взаимоотношений на воле – может быть приложена здесь? Здесь у меня знакомых – ни души. Профессора? С одним – вот как разговаривают. Двое служат в УРЧ… уборщиками – совершенно ясно, из чистого издевательства над «очкастыми». Один, профессор «рефлексологии», штемпелюет личные карточки: 10–15 часов однообразного движения рукой.

…«Профессор рефлексологии»… Психология в Советской России аннулирована: раз нет души, то какая же психология? А профессор был такой: как-то, несколько позже, не помню, по какому именно поводу, я сказал что-то о фрейдизме.

– Фрейдизм, – переспросил меня профессор, – это что? Новый уклон?

Профессор был советского скорострельного призыва. А уж новую советскую интеллигенцию «актив» ненавидит всеми фибрами своих твердых душ. Старая – еще туда-сюда. Училась при царском строе – кто теперь разберет. А вот новая, та, которая обошла и обставила активистов на самых глазах, под самым носом… Тут есть от чего скрипеть зубами…

Нет, в качестве поддержки профессора никуда не годятся.

Пытаюсь рассмотреть свою ситуацию теоретически. К чему «теоретически» сводится эта ситуация? Надо полагать, что я попал сюда потому, что был нужен более высокому начальству – вероятно, начальству из чекистов. Если это так – на Стародубцева, если не сейчас, так позже, можно будет плюнуть, Стародубцева можно будет обойти так, что ему останется только зубами лязгать. А если не так? Чем я рискую? В конце концов, едва ли большим, чем просто лесные работы. Во всяком случае, при любом положении попытки актива вцепиться в икры – нужно пресекать в самом корне. Так говорит моя советская теория. Ибо если не осадить сразу – заедят. Эта публика значительно хуже урок. Хотя бы потому, что урки – гораздо толковее. Они если и будут пырять ножом, то во имя каких-то конкретных интересов. Актив может вцепиться в горло просто из одной собачьей злости – без всякой выгоды для себя и безо всякого, в сущности, расчета… Из одной, так сказать, классовой ненависти…

В тот же вечер прохожу я мимо стола Стародубцева.

– Эй вы, как ваша фамилия? Тоже – профессор?

Я останавливаюсь.

– Моя фамилия – Солоневич. Я – не профессор.

– То-то… Тут идиотам плохо приходится.

У меня становится нехорошо на душе. Значит – началось. Значит, нужно «осаживать» сейчас же… А я здесь, в УРЧ, – как в лесу… Но ничего не поделаешь. Стародубцев смотрит на меня в упор наглыми, выпученными, синими с прожилками глазами.

– Ну не все же идиоты… Вот вы, насколько я понимаю, не так уж плохо устроились.

Кто-то сзади хихикнул и заткнулся. Стародубцев вскочил с перекошенным лицом. Я постарался всем своим лицом и фигурой выразить полную и немедленную, психическую и физическую, готовность дать в морду… И для меня это, вероятно, грозило бы несколькими неделями изолятора. Для Стародубцева – несколькими неделями больницы. Но последнего обстоятельства Стародубцев мог еще и не учитывать. Поэтому я, предупреждая готовый вырваться из уст Стародубцева мат, говорю ему этаким академическим тоном:

– Я, видите ли, не знаю вашего служебного положения. Но должен вас предупредить, что если вы хоть на одну секунду попробуете разговаривать со мною таким тоном, как разговаривали с профессором Фрейденбергом, то получится очень нехорошо…

Стародубцев стоит молча. Только лицо его передергивается. Я поворачиваюсь и иду дальше. Вслед мне несется:

– Ну подожди же…

И уже пониженным голосом присовокупляется мат. Но этого мата я «официально» могу и не слышать – я уже в другой комнате…

В тот же вечер, сидя на своем полене, я слышу в соседней комнате такой диалог.

Чей-то голос:

– Тов. Стародубцев, что такое их-ти-о-лог?

– Ихтиолог? Это рыба такая. Допотопная. Сейчас их нету.

– Как нету? А вот Медгора требует сообщить, сколько у нас на учете ихтиологов.

– Вот тоже, сразу видно – идиоты с университетским образованием… – Голос Стародубцева повышается в расчете на то, чтобы я смог слышать его афоризм. – Вот тоже удивительно: как с высоким образованием – так непременно идиот. Ну и напиши им: никаких допотопных рыб в распоряжении УРЧ не имеется. Утри им…. нос.

Парень замолк, видимо приступив к «утиранию носа». И вот, к моему ужасу, слышу я голос Юры:

– Это не рыба, товарищ Стародубцев, а ученый… который рыб изучает.

– А вам какое дело? Не разговаривать, когда вас не спрашивают, чорт вас возьми!.. Я вас тут научу разговаривать… Всякий сукин сын будет лезть не в свое дело…