Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

Впрочем, один раз подискутировать пришлось – во время пресс-конференции. По Москве тогда ходили с плакатами сторонники легализации Украинской греко-католической церкви – ее еще называют униатской. В 1946 году часть ее присоединилась к Православию – некоторые люди добровольно, некоторые под давлением властей. Часть ушла в подполье. Пикет униатов стоял и у Центрального дома туриста, где заседал ЦК ВСЦ. Кто-то из западных журналистов спросил Киевского митрополита, что он об этом думает.

– На территории Советской Украины, – железным тоном отчеканил Филарет, – униатской церкви нет. Есть пособники фашистов, которые удрали в 1944 году с немецкими захватчиками.

– А кто вот эти люди, которые стоят на улице? – переспросил журналист.

Лицо Филарета никак не переменилось.

– Я вам еще раз говорю, – еще тверже произнес он. – На территории Советской Украины униатской церкви нет.

Последнее слово было сказано тоном, не предполагавшим продолжения дискуссии. Точно тем же тоном года через два Филарет клялся в дружбе униатам и рассказывал прессе, как он вместе с ними боролся против советской власти.

Киевский митрополит стал Местоблюстителем Патриаршего престола и председательствовал на Поместном Соборе 1990 года, созванном для избрания Патриарха. Вел он себя весьма авторитарно. Когда выдвинули кандидатом в Патриархи главу нашей епархии в Лондоне – митрополита Сурожского Антония (Блума), – он сослался на норму тогдашнего устава о том, что Патриарх должен быть гражданином СССР. Кто-то из архиереев – как помнится, архиепископ Максим (Кроха) – предложил поменять устав, на что Поместный Собор имел полное право. Филарет грубо лишил его слова.

Однако первый тур тайного голосования обескуражил Местоблюстителя. За митрополита Ленинградского Алексия (Ридигера) было подано 139 голосов, за митрополита Ростовского Владимира (Сабодана) – 107, за Филарета – только 66. Владыка Антоний (Блум), возглавлявший счетную комиссию, подал бумагу с результатами подсчета Филарету как председательствующему. Никогда не забуду взгляд, которым тот обвел собравшихся – взгляд, полный удивления и ненависти. Во втором туре с перевесом в 23 голоса победил митрополит Алексий. Вскоре после избрания Патриарха мы в холле гостиницы пили чай и что-то покрепче с архиепископом Кировским Хрисанфом, уроженцем Украины, который при Филарете избегал даже посещения родных мест – Экзарха он не любил, но признаться в этом боялся. Мимо шел недавний Местоблюститель.

– Владыка, – подавленно, но твердо спросил он, – а ты-то за кого голосовал?

– Ну уж, конечно, не за вас, – собрав всю волю в кулак, ответил архиепископ могущественному «собрату».

Смерив его и всех окружающих коротким злым взглядом, проигравший удалился.

К сожалению, тяжело пережил избрание Патриарха Алексия и митрополит Питирим. Его надежды на патриаршество были скорее иррациональны, но, судя по всему, он их тайно лелеял. Деятельность новоизбранного Патриарха практически перестала освещаться в церковной прессе, которой руководил владыка Питирим. В скором времени архимандрит Дионисий (Шишигин) предложил мне сопровождать Патриарха на мероприятиях и писать информационные материалы. Я, естественно, попытался спросить на это разрешения у митрополита. Тот недвусмысленно дал понять, что видеть меня рядом с Патриархом Алексием не хочет.

Становилось понятно, что из Издательского отдела надо уходить, причем как можно скорее. Вскоре появилась возможность поговорить с председателем Отдела внешних церковных сношений архиепископом Кириллом (Гундяевым), нынешним Патриархом. Тот предложил немедленно переходить к нему, и буквально на следующий день я так и поступил. К сожалению, Издательский отдел все больше становился системой, работавшей только на своего руководителя, – «параллельной реальностью».

В ОВЦС я поначалу занимался тем же, чем и раньше – писал и редактировал заметки для информационного бюллетеня. Вскоре занялся и составлением различных более «серьезных» документов – тезисов для выступлений начальства, проектов документов Синода, Соборов… Учителя у меня были очень достойные: сам архиепископ Кирилл, вскоре ставший митрополитом, ответственный секретарь отдела Алексей Сергеевич Буевский, автор или редактор большинства церковных документов на общественные темы 60-х – 80-х годов, Борис Борисович Вик, переводчик и любимец журналистов.

У двух последних церковных тружеников я научился очень важному принципу: нет второстепенных дел, нет неважных людей. Ты должен одинаково внимательно говорить и с Патриархом, и с юродивым, и со старушкой, которая пришла с не вполне адекватным вопросом. Ты не имеешь права откладывать ответ на письмо простого человека ради документа «эпохальной важности» – и качество текста в обоих случаях должно быть одинаковым. Ты служишь не только начальству и даже не только Богу – любому, кто к тебе обращается, даже если это, положим, враждебно настроенный журналист. Ты не имеешь права не давать ответа человеку, который тебя о чем-то спрашивает. Увы, сегодня многие в церковной бюрократии даже отдаленно не придерживаются такого подхода к людям. Нормой становятся увиливание от вопросов, молчание по важнейшим, но «опасным» темам, отказ в реакции на поднимаемые людьми внутрицерковные проблемы или просьбы о ходатайстве перед властями. Любой человек достоин внимания – ведь он ценен в Божиих очах. Никогда не надо встречать его ни молчанием, ни лицемерием.

Церковь – не только через пастырей, но и через мирян, пусть и принадлежащих к разным слоям общества, – призвана объединять и примирять, даже тогда, когда люди настойчиво требуют общаться по преимуществу именно с ними и презирать других. Мне Господь даровал великую милость – иметь возможность говорить и с сильными мира сего, и с самыми простыми людьми, с «левыми» и «правыми», консерваторами и либералами, представителями разных национальностей, вер и культур. Часто приходится слышать: «А что у вас общего с этими…» (фашистами/жидомасонами, бомжами/новыми русскими, солдафонами/психами-пацифистами, политиканами/интеллигентиками)? Наверное, что-то общее есть. С каждым из них. И есть пример апостола Павла, который «для всех… сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9, 22).

В 1988 году, еще продолжая работать в Издательском отделе, я поступил в Московскую духовную семинарию, через два, закончив ее, – в академию. Числился на очном отделении, но, по сути, обучался заочно – посещал некоторые лекции, читал пособия, сдавал экзамены по отдельной ведомости. Учился на самом деле честно – не следовал примеру «статусных» синодальных чиновников, священников и монахов, которых преподаватели просто боялись обижать. В первых классах семинарии пришлось зубрить наизусть сотни библейских цитат – естественно, они не остались в памяти надолго, потому что всеми заучивались «под экзамен». Жалею об одном – не выучил по-настоящему греческий язык. Сегодня при анализе древних текстов видишь, насколько обедняют их смысл даже латинские термины, не говоря об английских, французских или русских.