Александр Щербаков - Этот славный человечек. Галина Щербакова в воспоминаниях

Еще я помню, как праздновали мы Галкино двадцатилетие десятого мая пятьдесят второго года. Откуда шла компания из пяти студенток? Наверное, возвращались с какого-нибудь общественного мероприятия по случаю Дня Победы. И вдруг Галка нас всех взбудоражила, закружила, затащила в кафе. Совсем не в наших правилах и не по нашим скромным кошелькам. И опять сплошной смех, шутки, радость через край. И внимание на наш стол, на нее всех посетителей мужского пола. И наше чистое, светлое упоение молодостью, весной, первой зеленью, шоколадным мороженым.

Это, пожалуй, последнее мое студенческое воспоминание о Гале Руденко. Когда она вернулась в Ростов через десять лет, работала в «Комсомольце», разводилась с Режабеком, выходила замуж за Сашу Щербакова, я была в Сибири. И вторая встреча с Галкой, теперь Щербаковой, у меня произошла через книги. Сначала – «Вам и не снилось» в «Юности». Потом в «Доне» – «Справа оставался городок».

Первое чувство – удивление. В роли писателя я Галю не представляла. К тому же ранние ее вещи мне не слишком понравились. Что-то в них отдавало розовым. То ли напоминало злополучную вуалетку. Мне кажется, что Галка, достигнув творческой зрелости, сама относилась к этим повестям критически. Но уже зная по собственному опыту, как труден путь от замысла к результату, которого у меня вообще не было никакого, я ждала. И дождалась. Повесть «Стена» в «Знамени» – это уже было серьезно. И в героине, которая, заколов юбку между ног булавкой, делает «колесо», я угадала, узнала юную Галку наших студенческих лет. Но эта живая картинка, броский портрет (такие уже были в описании жизни шахтерского городка) сочетался с тонким психологическим анализом личностей героев. А потом все глубже становились ее книги, интересней круг героев. И все больше совпадений обнаруживала я через книги в нашем отношении к жизни, к людям. Она вдруг легко, как само собой разумеющееся, высказывала то, что мне казалось моим сокровенным. Рассказывала историю, которую никто кроме меня не знал. Смешно, мы обе с ней регулярно употребляли в книгах одно и то же выражение. Только Галя писала «в пандан», а я, ссылаясь на бабушку, которая подхватила, вероятно, словечко в швейцарской эмиграции, да ещё сама «проходившая» в школе французский, пишу «pendent», без русского предлога «в», который самим наречием «pendent» подразумевается. И таких «pendent», то есть – подстать, в масть, в тон – в ее и моих взглядах, вкусах, интересах был миллион. Я с наслаждением читала и такую изящную миниатюру, как «Кровать Молотова», и добрую, прекрасную новомировскую публикацию «У ног лежачих женщин». Удивлялась Галкиной ранее мне не известной образованности, способности к философским обобщениям. Как далеко она ушла от девочки из шахтерского Дзержинска! Я вот не очень-то продвинулась в своем умственном развитии.

Но больше всего я завидовала ее широкому взгляду на мир, знанию окружающей действительности во всем ее многообразии, всех этих «Яшкиных детей» – истопников, бухгалтеров, рядовых училок, домработниц и слесарей-сантехников с их маленькими и большими горестями и радостями, с такими жалкими и величественными. С их особым лексиконом. Который звучит на каждом углу, в каждом трамвае. Но в литературу не попадает, как второсортный, или проникает в утрированном, карикатурном, издевательском виде. А у Щербаковой – он живой, полноправный. Вот как разгорелся этот костёр темперамента, оказавшегося не женским, а творческим.

Я вот так и не выбралась из своего пресного, полукнижного круга. И это восхищение Галиной как писателем толкнуло меня к нашей последней встрече. Хотелось узнать, насколько ее книги отражают ее личность. Это ведь не всегда совпадает. Талант иногда бывает явлением физиологическим, интуитивным, не связанным ни с умом, ни с нравственностью.

Третья встреча меня не разочаровала. Я уже писала, что с первого взгляда почувствовала родную душу. Только недолго пришлось порадоваться возобновлению дружбы. Но верно говорят, что общение с большим писателем продолжается и после его смерти: читаешь и перечитываешь его книги.

Мы в этом номере журнала предлагаем вам прочесть Галины рассказы, которые она когда-то забраковала, спрятала в письменный стол.

Дай бог всякому писателю иметь «отходы» такого уровня.

Судьба свела меня с Галей Руденко в 1950 году, во время вступительных экзаменов в Ростовский университет. Живой, веселый человек.

Проучившись два года в нашей группе, она уехала в Челябинск. Но, видно, Ростов такой город, что притягивает к себе всех, кто хоть раз побывал в нем.

В шестидесятых узнаю, что она вновь здесь, работает в газете «Комсомолец». И случайно попадаю на новоселье – Галя получила квартиру. Что я вижу! Комната полна гостей, пол сплошь устлан газетами, на них кое-какая снедь, вокруг нее веселые молодые люди, а повыше красуется лозунг: «Даешь половую жизнь!». Шум, говор, смех… Она любила смеяться.

Потом они с мужем, Александром Щербаковым, в Москве. Почему уехала?.. Тем не менее, узнаем, что наша Галя становится настоящим писателем. Постепенно, разумеется. Появляются книги «Вам и не снилось», «Стена», «Справа оставался городок»…

И вновь встречаю ее в Ростове, она проездом. Дает мне столичный телефон: «Звони!».

Следующее свидание уже в Москве. Велела прийти в какой-то день, но после двух. До этого времени – она за письменным столом. Творчество было смыслом жизни.

Поскольку я работала в театре, то больше всего говорили о спектаклях, актерах. Мы согласились, что каждая постановка должна быть хотя бы маленьким художественным открытием. Галя удивлялась – сколько видела спектаклей в Москве – никаких находок. Иной раз не поймешь о чем. И зачем. Актеры больше тужатся и кричат. Скука и все.

– Вот, видишь, как получается!

– Главное – талант режиссера и актеров.

– Москва полна талантами, но бездарей везде полно. А ты, я вижу, сидишь там прочно. И тебе интересно.

– Безусловно. Пока так.

Я была у нее часа два. Мы пошли на кухню, и Галя угостила меня вкуснейшими горячими бутербродами с сыром. Мы пили чай, и Галя сказала: «Мне тебя не хватило, давай ещё встретимся». Но командировочное время коротко.

Напоследок она пожаловалась на здоровье. Это были семидесятые годы.

В другой мой приезд она была огорчена:

– Дочь учудила, привела молодого человека и сказала: «Мы будем здесь жить». То есть в моем кабинете. Я сказала: «Нет».

Галя не дорожила комфортом, удобствами, но свое право на условия труда защищала жестко. Она уже была знаменита, но тогдашний успех ей казался незаслуженным, случайным. Была слишком требовательна к себе. Хотела показать беспощадную правду жизни. И ценила каждую рабочую секунду.