Иосиф Вергилис - Как я пережил Холокост в Одессе

Через несколько дней после начала оккупации, власти издали приказ всем сдать свои радиоприёмники. Чувствуя приближение новых притеснений, мы затаились в своей квартире, как мыши в норках. Когда вышел приказ сдать радиоприёмники, родители колебались, что лучше продолжать сидеть в нашей норе или отнести радиоприёмник. Решили, что мама должна отнести наше радио. Ей не пришлось идти слишком далеко: проходившие румынские солдаты забрали у неё наш красивый радиоприёмник, и моя мама была довольна, что избавилась от него.

Вскоре румынская администрация города объявила об обмене советских рублей на румынские леи и немецкие марки. Так как евреям не разрешалось ходить в банк, моя мама попросила нашу соседку Рыбкину, которая жила напротив нашей квартиры и с которой мама дружила столько лет, обменять наши деньги. Рыбкина присвоила наши деньги и, когда мама стала требовать вернуть деньги, эта Рыбкина выбежала на улицу с криком, что жиды живут в этом доме и нападают на неё. Проходившие мимо молодые люди, вместо поддержки, избили её и предупредили, что в следующий раз, если она будет нападать на евреев, они её убьют. Может быть, эти молодые люди были из подпольной партизанской группы. О том, что в доме живут евреи, сообщил властям другой наш сосед – Склонный. Он всегда был добрым и услужливым, любил чужих детей, так как своих не было. Его жена – портниха часто выполняла заказы и для моей мамы. Всё было хорошо до оккупации, но как всё изменилось после. Этот Склонный стал смотреть на нас как на своих врагов, хотя его жена по-прежнему улыбалась. В конце концов он заявил о нас в комендатуру. На следующий день утром к нам пришёл румынский комиссар пока только с целью проверить что здесь действительно живут евреи, которых можно пограбить. Мои родители дали ему кое-что из наших драгоценностей. Кроме того, мой отец сказал ему, что он парикмахер. Комиссар взял с собой моего отца в комендатуру, где отец работал целый день до позднего вечера. Мы, конечно, волновались, вернётся ли наш папа вообще. Он пришёл очень поздно, и даже принёс с собой хлеб и сахар.

В нашем доме на момент оккупации жили ещё две еврейские семьи. Это семья известного в Одессе портного Череховского, который также шил для моей мамы. Он жил с женой и двумя взрослыми дочерьми, которым было за 20. Вторая семья состояла из женщины средних лет, которую звали Анна, и её дочери, которой было лет 10–12. Её муж был музыкантом, он играл в оркестре Одесского Оперного Театра и учил меня играть на скрипке перед войной. Когда началась война, он был призван в армию. Все наши семьи очень дружили и старались во всём помогать друг другу. Нас объединяло ещё и то, что все мы жили в пустующих квартирах. Эти две семьи тоже были изгнаны из своих хороших квартир, на которые позарились их ближайшие соседи.

Такая наша жизнь в оккупированной Одессе продолжалась всего одну неделю. 24-го октября был издан приказ всем проживающим в нашем районе евреям собраться в Театральном переулке – тихой улице с тыльной стороны Оперного Театра. Там собралось человек 200, это были последние еврейские могикане, которых ещё не затронули массовые репрессии оккупантов. Как я упомянул выше, в центре Одессы до войны проживало не так много еврейских семей. Власти знали, в каких районах жили в основном евреи и производили там аресты. Мы узнали об этом, когда нас из Театрального переулка пригнали в большую школу на Комсомольской улице. Первую неделю оккупации мы жили в своих норах, ни с кем не общались, кроме наших соседей, и питались продуктами, которые были у нас дома. Когда мы оказались в школе на Комсомольской, где было собрано огромное количество евреев, согнанных туда на регистрацию, мы узнали от них о том, что творилось в Одессе с первого дня оккупации.

Одесса, Октябрь 1941. Регистрация евреев

Людей хватали прямо на улицах и некоторых тут же вешали на столбах и деревьях для устрашения населения. Румынские солдаты врывались в квартиры якобы в поисках коммунистов и евреев и избивали прикладами находящихся там людей независимо от возраста. Молодых женщин группами насиловали на месте на глазах окаменевших от ужаса членов семьи, и грабили всё, что им приглянулось, в основном, драгоценности, часы, золото и деньги. Потом всех выгоняли на улицу и гнали на регистрацию в больницу на Херсонской улице или в школу на Комсомольской. Мы попали в школу, где в переполненных комнатах находились люди по нескольку дней без пищи и воды. За любой протест расстреливали на месте. После формальной долгожданной регистрации всех евреев гнали в местную тюрьму, где власти решили создать еврейское гетто. Тюрьма была пустой, так как советские власти вывезли всех преступников в Сибирь и Казахстан. Было бы лучше если бы вместо преступников вывезли туда какое-то количество евреев.

Одесса, Октябрь 1941. Еврейские мужчины, ожидающие регистрации

Когда мы находились в школе, ожидая регистрации, мы узнали о массовом убийстве евреев по дороге в село Большой Дальник. 18–19 октября вышел приказ румынской администрации, по которому всем евреям города предписывалось взять ценные вещи, деньги и продукты на 3 дня, ключи от квартир сдать дворнику и прибыть в село Большой Дальник для регистрации и трудоустройства. Некоторые люди шли туда добровольно, чтобы избежать издевательств в городе и в надежде, что в Дальнике они смогут спокойно жить. Некоторые наивные люди даже считали, что кто раньше туда придёт, сумеет лучше там устроиться. Но таких наивных было немного. Мы тоже знали об этом приказе, но решили сидеть в своей норе, пока нас не выгонят.

Большинство людей румынские солдаты и местные полицаи (украинские полицейские, в основном – молодые люди, дезертировавшие из Советской Армии и согласившиеся сотрудничать с нацистами) погнали принудительно. Когда основная колона была уже далеко от города, людей начали грабить, забирали у них ценные вещи, заставляли раздеваться, насиловали молодых женщин и девушек тут же на глазах у людей и гнали всех дальше. Наконец они дошли до большого противотанкового рва. Этот ров был выкопан руками жителей города, как последний рубеж обороны Одессы. Город он не защитил, но стал могилой для 10 тысяч евреев. Здесь произошла первая массовая казнь евреев Одессы, часть расстреляли, часть сожгли заживо. Люди из окружающих деревень стали свидетелями этой казни.

Следующая массовая акция уничтожения жителей города, в основном евреев, произошла в “дни террора” после взрыва румынской комендатуры в ночь с 22-го на 23-е октября. Это было бывшее здание НКВД на Маразлиевской улице; оно было очень большое, и румыны расположили там свой штаб и комендатуру. В эту ночь оккупанты праздновали свою победу во взятии Одессы и провозглашения Одессы столицей новой румынской провинции Транснистрии между реками Южный Буг и Днестр. Взрыв произвели советские партизаны в ответ на массовые зверства оккупантов. В результате взрыва погибло 67 человек, включая коменданта города Одессы генерала Глугояну и 20 румынских и немецких офицеров. История этого взрыва была раскрыта только в 1982 году советским генералом А. Ф. Хреновым, который руководил установкой в этом здании радиоуправляемых мин перед уходом советских войск. Мины были приведены в действие по приказу командира Одесского партизанского отряда Молодцова-Бадаева.[1]