Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

Женщина хорошая… Что я ожидал? Сам не знаю и не чувствую, и не знаю, что должно быть. Если это моя мама, где зов крови? Корова через какое-то время узнает в стаде своего теленка, а теленок ее. Обнимать и целовать себя я не поддаюсь – мне как-то неловко и неприятно. Хочу даже себя заставить, принять эти, как говорят, телячьи нежности. Бесполезно.

Встал вопрос, как быть, – ведь она приехала за мной. Оставаться с отцом она не собиралась и не хотела. А я уперся, что папу не брошу. На семейном совете, где я тоже имел голос, решили: будем жить семьей, в мире и согласии. С меня взяли слово, что буду учиться и слушаться. Тем более, что к новому учебному году предстоял переезд эскадрильи обратно под Рязань в Дягилево, где я с новым подходом к науке начну учиться вновь, со второго класса.

В городке комнату мы получили в том же доме, где жили до войны. Работы для мамы не нашлось. Если мы вдвоем с отцом на его довольствие жили нормально, то сейчас вчетвером стало туговато. Учиться я пошел с удовольствием. Начальные классы были в корпусе, где учились летчики. В одном из классов был даже самолет без крыльев, но при удобном случае, когда не было начальства, на перемене можно было посидеть там и порулить. У меня было такое чувство, будто я уже учусь в летной школе. Наверно, поэтому на этот раз меня перевели без проблем в третий класс.

Однажды, проснувшись ночью, увидел, что мама собирается печь пирожки, – она это делала классно. Уснул я с мечтой о пирожках к завтраку. Каково же было мое удивление, когда проснувшись я увидел, что никаких пирожков нет. Мама говорит: наверно, тебе приснилось. Я подивился такому чудному сну. Но когда через некоторое время ситуация повторилась, я не стал рисковать и дожидаться утра, а просто взял и стянул пирожок. Хотел повторить, но попался. Конечно, она огорчилась, что застал ее за этим занятием, выделила мне пару пирожков и провела со мной ликбез. Уплетая чудесный пирожок с картошкой, слушал мамино объяснение:

– Пойми меня, сынок, пеку я их со слезами и прячусь от вас, не хочу вас расстраивать. Ты видишь, как нам тяжело живется. Я от вас с Валерой слышу только одно: мама, кушать хочу. Отцовского пайка нам не хватает. Пирожками вас не накормить. Пеку ночью, а утром рано несу их к солдатской столовой и продаю. На эти деньги продукты покупаю подешевле, побольше. Вот так и перебиваюсь. Потерпите немного, папка уйдет из армии. У него золотые руки. Специальность газосварщик (в то время это была очень ценная специальность). Все у нас наладится, уедем отсюда. Я пойду работать, будет легче.

И вот все решилось: мы – дети и мама – едем в солнечную Киргизию. Отец закончит сдавать дела, присоединится к семье. Городок Токмак, небольшой, буквально утопал в садах. Сплошная экзотика: не заборы, а дувалы, по каждой улице журчит арык. Дома сплошь саманные, туалеты своеобразные: пока не присядешь, тебя видно со всех сторон. Вот где подходит анекдот: «крестьянин ставил туалет, не закончил и стал пользоваться. Идет соседка, увидала его, сидящего в нем: «Семеныч, ты бы хоть дверь навесил». – «А зачем? Че тут красть?»»

Вдоль шоссе Фрунзе – Иссык-Куль за станцией везде, где мало-мальски бугорок, прилеплены сакли чеченцев. На улице можно увидеть и ослика, и верблюда. А какой был базар – я просто обалдел! Этот первый поход до сих пор стоит у меня перед глазами. Продавалось все, как говорится, от гвоздя до бриллианта. Молотый перец мешками. Это когда его съешь, если купишь? Но когда увидел стручок перца, маме сказал: «Я ничего в жизни просить не буду. Купи мне этот стручок». – «Ты его есть не будешь, он очень горький». Но я не отстал, пока она не купила этого красавца. Результат описывать не буду…

Пацаны еще в те времена занимались предпринимательством: бегали на речку Чу, за водой, ходили по базару с ведром и кружкой и успешно торговали свежей холодной водой. Хоть речка рядом, но не будут люди устраивать водопой, как лошади, лицами в поток. А жара и толкучка способствуют бизнесу. Только мама купила арбуз, тут же подскочил шкет с маленьким столиком, с ножом и ведерком под корки. Это понятно: они деньги зарабатывают или толкают рекламу арбуза. А вот пацаны, которые с ведрами подскакивают и к лошади, и к верблюду, к любой скотинке, которая какать захотела, и загребают это все в ведро, они меня насмешили. Мама объяснила, что собирают они это, чтобы топить печи. С дровами там беда.

В то время в Токмаке киргизы в глаза не бросались – как говорили, брось палку, попадешь в русского или чеченца. Вот такой был национальный расклад. Он соответствовал свободе кочевого народа – они в основном жили в горах. Настоящего аборигена можно было увидеть лишь на базаре. На маленькой лошадке, с беркутом на руке. Да еще они часто пригоняли на станцию табуны полудиких лошадей, грузили их в вагоны – в Россию на стройки. В ожидании вагонов им приходилось быть здесь неделями. Мы приносили им яблоки, а они нам уступали своих лошадей для охраны загона. Обе стороны были довольны. Мы лихо гарцевали вкруг загона, а они уплетали наши яблоки. Какая уж тут школа. Были случаи, когда кони вырывались из загонов, и тогда были захватывающие гонки. Один лихой скакун рванул прямо через чеченский аул, по крышам их саклей и провалился в помещение. Веселый был у нас досуг.

Было еще одно место. На окраине со стороны Фрунзе был чудесный луг с речкой. Здесь старшие ребята пасли коров. Мы лихо гоняли верхом на телятах, а так как почти никто не умел плавать, в речке играли в ляпы: держишься одной рукой за телячий хвост, а другой рулишь хворостиной.

До приезда отца мы скитались квартирантами. Однажды хозяева оказались по фамилии Пархоменко. С нами жила только хозяйка, а дед бывал наездом. Жил в горах ковбоем. Заразил меня своими романтическими рассказами, обещал при случае взять с собой. Через несколько дней к нам приехал двоюродный брат отца, дядя Коля Дудкин. Прибыл он прямо из госпиталя, моряк, одной ноги ниже колена не было. Был он очень веселый и деловой. Когда он нигде не устроился, не запил, не отчаялся и хоть жил временно с нами, обузой не стал – начал делать из глины всякие игрушки: трещотки, свистки и т. д. и торговал ими. Потом уехал. В шестидесятых были мы у него в гостях в г. Миассе. Работал он на автозаводе инженером. Выйдя на пенсию, укатил в Волгоград, к ноге – осталась она там. Видно, потянула. Несмотря на то, что город уже не Сталинград.

В этом городке основные предприятия были консервный завод, авторемонтный и сахарный. Первый считался киргизским, правда, киргизы там были только руководство – туда устроилась мама. Сахарный завод был полностью чеченским, а русским был авторемонтный завод, куда поступил отец. Через шоссе был огромный заводской сад, и на той стороне сада прилегающие дома были заводские. Вот в одном из них мы получили комнату. В другой комнате проживала старушка. Ее все страшно боялись, не разговаривали с ней, говорили, что она знакомая какого-то Троцкого. Ее внучка была одного со мной возраста, чудесная девчушка, мы с ней сразу подружились, тем более что Троцкого я не боялся – я его в глаза не видел. Купались мы с ней в яме около арыка, помогали друг другу после купания выжимать трусики. Через некоторое время нам дали большой русского типа дом. Страшная бабушка куда-то уехала, и с ней моя подружка.