Алексей Смертин - Сибирский резидент. От Алтая до Альбиона

Сезон-1988 Женя начал в московском «Динамо». Дебютировал в четвертом туре. В Минске сыграли 0:0, он вышел в основе на позицию правого полузащитника. Матч я смотрел в Ростовской области, где был с командой на турнире. Номера в гостинице без телевизоров, собрались в холле. Эмоции распирали – прямая трансляция, первый матч брата. Даже за себя никогда такой гордости не испытывал.

Я и в дальнейшем старался не пропускать игр с его участием, хоть это было нелегко. Между Москвой и Барнаулом разница во времени четыре часа. Когда в Москве матч заканчивался, у нас уже наступала ночь. Но отец будил, и мы вместе усаживались перед экраном. Правда, матчи «Динамо» транслировали не в каждом туре. Тогда слушали репортаж по «Маяку». А я переводил взгляд то на иконку, то на динамовский флаг, которые висели в разных углах комнаты, и молился, чтоб Женька выиграл. Это был абсолютно искренний, чистый порыв.

Если матчей брата ждал с нетерпением, то остальной футбол меня мало интересовал. Но отец заставлял: «Смотри внимательно! Учись!» Сейчас понимаю, что делал он это напрасно. Наблюдая футбол по телевизору, играть не научишься. На стадионе еще можно подметить технико-тактические действия, связки, комбинации, оценить плюсы и минусы игрока, а по телевизионной картинке – нереально.

Летом 1988-го я впервые побывал в Москве. Приехали с мамой навестить Женю. В части на Преображенке он проходил курс молодого бойца с Андреем Семиным, сыном Юрия Павловича.

Брата узнал с трудом – лысый, округлившийся, в сапогах. Мама умилялась, всплескивала руками: «Сынок! Наконец-то у тебя хороший аппетит…» Как любой маме, ей хотелось, чтоб сын больше кушал. Футболисты «Динамо» были там в привилегированном положении, он месяц ничего не делал, ну и отъелся. Когда вернули в команду, от лишнего веса избавился быстро.

Поселили Женю в знаменитом динамовском доме на Новой Башиловке. Утром он уезжал на тренировку в Новогорск, а я брал кроссовки и шел на Малую арену стадиона «Динамо». Бегал по кругу.

Отец перед отъездом из Барнаула напутствовал: «Алеша, ты в Москву не развлекаться едешь! Не забывай о тренировках!» Вот я и наяривал. Даже в мыслях не было схитрить, сачкануть. Казалось, он за мной наблюдает, контролирует каждый шаг. Все было замешано на чувстве страха и ответственности.

Однажды увидел, как на площадке возле Малой арены играют ветераны. Среди них был Валерий Газзаев, недавно завершивший футбольную карьеру и тренировавший детишек в школе «Динамо». Я смотрел на него с открытым ртом. Потом набрался храбрости, спросил: «Можно с вами?» Кто-то из мужиков махнул рукой: «Давай, пацан, заходи».

Вряд ли Валерий Георгиевич мог представить, что через много лет этот щупленький мальчишка будет играть у него в сборной России.

Жаль, брат до сборной не дотянул. Как-то в интервью отец рубанул в сердцах, что «Динамо» загубило талант Жени: «Рановато попал он в такую команду. Не успел заматереть во взрослом футболе, сработал комплекс провинциала, и под давлением московских авторитетов растерял свои лучшие качества – нестандартность, склонность к индивидуальным решениям. Мало брал игру на себя, всё в подыгрыше да подыгрыше. Бегал, словно к бровке привязанный. Проход по флангу – подача – назад…»

Мне кажется, отец сгустил краски. Женя – классный бровочник, играл стабильно и в «Динамо», и в «Торпедо», и в «Сатурне». Карьеру закончил в 2001-м. Третий год возглавляет СДЮСШОР «Химки», прежде работал тренером в футбольных школах.

Первые книги, которые я прочитал, – про Диего Марадону и Мишеля Платини. Но это глыбы, люди с другой планеты, недостижимый идеал. А брат – вот, рядышком, спал со мной в одной комнате, прошел ту же школу отца. Для меня он всегда был путеводной звездой.

Мама рассказывала – в какой-то момент отец смирился, что из младшего сына футболиста не получится. Занимался со мной по инерции. Но к семнадцати годам все, что вкладывал в меня, начало приносить результат.

Первой командой стал «Полимер», за который играл на первенство края. Вскоре пошел на повышение. Смотрины в барнаульском «Динамо» не затянулись. Мне предложили контракт, причем один на двоих – с Сергеем Кормильцевым. Если ставка игрока основного состава была 24 тысячи рублей, то нам, как самым молодым, платили по 12 тысяч. Но о деньгах мы не думали. Просто попасть в главную команду Алтайского края – это уже было счастье.

С Серегой познакомился во втором классе. Он на год старше, но в динамовской школе играли за одну команду. Даже в зале, когда устраивали мини-футбол, выходили в одной четверке. За столько лет научились понимать друг друга на поле с полувзгляда. Еще до приема мяча знал, куда он откроется.

Серега с детства выделялся техникой, футбольным интеллектом. На мой взгляд, по таланту это игрок уровня Титова, Лоськова. Сам Кормильцев, подводя итоги карьеры, в каком-то интервью обмолвился: «Если оценивать ее по пятибалльной шкале, поставлю троечку с плюсом. Конечно, мог добиться большего. Не хватило какой-то цельности. Я парень компанейский, не аскет. А в футболе поначалу слишком легко все давалось. Казалось, так будет всегда. Жил на то, что Бог дал, а надо было совершенствоваться…»

Если брату я никогда не завидовал, то по отношению к Сереге такое чувство было. Ему и впрямь все давалось легко. Кормильцев на поле творил, а я, играя глубже, выполнял за него черновую работу. Весельчак и балагур, он моментально становился душой любой компании. Я же со своими подростковыми комплексами и косноязычием туда не вписывался. Близкими друзьями мы не были, в обычной жизни общались мало. Хотя играли вместе и в барнаульском «Динамо», и в «Заре», и в «Уралане». Дороги разошлись в декабре 1999-го, когда я отправился в московский «Локомотив» к Юрию Семину, а он в киевское «Динамо» к Валерию Лобановскому.

В юности у Кормильцева было прозвище Катись. За то, что всю игру в подкате. Он хоть и действовал в атаке, ног из борьбы не убирал. Выгрызал мяч в подкатах и на траве, и в зале на паркете.

Постепенно Катись преобразовалось в Катю. Серега не обижался – в «Динамо» и «Заре» были все свои, сибиряки, многие знали друг друга с детства. В «Уралане» костяк составляли ребята с Украины. Когда там по привычке назвал его Катя, увидел, как странно покосились партнеры. И Серега стал Кормилой. Или Кормильцем.

В Элисте я тоже со своим прозвищем распрощался – Сеня. Как-то в спортивном лагере в тихий час придумывали себе кликухи. Я вдруг ляпнул: «Сеня». Так и повелось. Оттуда перешло в «Динамо», «Зарю». Начиная с «Уралана», ко мне обращались уже только по имени.

В основном-то прозвища от фамилии. А со Смертиным – какие варианты? Смерть? Живой? Сомнительно. Вот и у брата прозвища не было.