Лукреция Борджиа - Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения

Молочный снег– это взбитые с сахаром сливки.

Тартильоне сфольято– знакомый нам штрудель, тесто для которого готовили на хорошем масле и раскатывали так тонко, чтобы просвечивало насквозь, отчего оно становилось буквально пушистым и таяло во рту. Начинка из поджаренных орехов с медом или засахаренной айвы тоже была обычной.

Тарты– творожные шарики, очень плотные, с множеством приправ, горьких или сладких, которые отваривали, а потом обжаривали на сале до золотистого цвета. Подавали политыми острыми соусами или медом.

Пиры в ванне, о которых упоминает Лукреция, не были чем-то особенным и обычно проходили с участием куртизанок. Благородные дамы не рисковали обнажаться при свидетелях, ведь то, что происходило в альковах за закрытыми дверьми, опасно повторять там, где мог найтись хоть один болтун.

В конце XV века мужчины и женщины мылись в банях вместе, нагота мало кого смущала. Обычно ванна представляла собой большую лохань, поперек которой устанавливалось подобие узкого стола с яствами. Дома состоятельный синьор вполне мог позволить себе устроить пир в ванне с супругой, но нередко это происходило и за пределами семейного очага. Специально приглашенные женщины легкого поведения обслуживали пировавших мужчин, не отходя от стола.

В случае нежелания кого-то из участников заниматься любовью на виду у всех парочка могла уединиться в чане за занавеской, а потом вернуться к остальным.

Непонятно, в каком году мог происходить упоминаемый Лукрецией пир, ведь большую часть времени правления Родриго Борджиа его многолетний соперник Джулиано делла Ровере, потом ставший папой Юлием, отсутствовал в Риме, предпочитая воевать со своим соперником издалека. Вернулся он незадолго до гибели папы Александра, когда Хуана Борджиа уже не было в живых, а сама Лукреция находилась в Ферраре. Едва ли она бывала на таком пиру в ванне одновременно с кардиналом Джулиано делла Ровере, а при папе Юлии Лукреция в Риме не жила.

Сопоставление этих фактов заставляет заподозрить ее во лжи.

Когда Родриго Борджиа стал папой Александром VI, Лукреции только исполнилось двенадцать, едва ли ее шестнадцатилетний брат Хуан (Джованни) Борджиа рискнул привести столь юную сестру на пир в ванне, да еще и с участием ярого противника их отца. Едва ли сам Джулиано делла Ровере обнажился в присутствии детей своего заклятого соперника и стал «просвещать» юную племянницу кардинала К.

Лукреция, с которой ее двоюродная тетка Адриана де Мила не спускала глаз ни днем, ни ночью, просто не могла присутствовать на таком пиру, слишком жесткий присмотр был за девочкой, к тому же обрученной. Адриана де Мила прекрасно понимала, как будет наказана, случись с ее подопечной хоть что-то подобное. Кроме Адрианы де Мила за Лукрецией присматривала и любовница ее отца Джулия Фарнезе, присматривала едва ли не более пристально, чем тетка, но с другой целью – красавице требовалось опорочить Лукрецию перед отцом.

И Хуан Борджиа, как бы ни любил разврат, оказаться в одной лохани с Джулиано делла Ровере тоже не мог.

Однако Лукреция знала о таком пире и его участниках. Знала о племяннице одного из кардиналов и об участии кардинала делла Ровере в раскрепощении юной девушки. От кого она получила такие сведения (достаточно достоверные, ведь папа Юлий не возразил против упоминания пира, лишь отказался далее читать откровения Лукреции)? Вероятно, от Джулии Фарнезе, любовницы ее отца. Сама Джулия тоже едва ли бывала на таком пиру, но у столь же ловкой, сколь и красивой молодой особы имелись свои осведомители.

Упоминание Лукреции о пире мало помогло раскаянию в чревоугодии, но продемонстрировало папе Юлию, что у женщины есть сведения, которые едва ли стоило бы обнародовать. Она не угрожала предать гласности компрометирующие нового Святого отца факты, но давала понять, что это возможно.

Демонстрацией осведомленности о личных тайнах папы Юлия служило и упоминание о родинке на предплечье или шраме на бедре. Вероятно, они имелись у самого делла Ровере, и сообщили о них Лукреции либо любовницы делла Ровере, либо кто-то из его близких слуг. Слуги часто продавали секреты своих господ: в мире, где все продавалось и покупалось, достаточно найти нужного человека и заплатить, чтобы узнать тайны своих врагов. При этом главным оказывалось не допустить, чтобы с тобой поступили так же.

У Лукреции был повод злиться на папу Юлия – к моменту написания первого «покаянного» письма он только что вернул прежним владельцам несколько поместий, которые Джулия еще при жизни своего отца выкупила у апостолической палаты для своего маленького сына Родриго. Даже если эти владения во время первой Итальянской войны конфисковали у владельцев за их связь с французами и предательство незаконно, то выкупила-то их Лукреция на законных основаниях. Однако не было папы Александра, зато была воля его давнего врага делла Ровере отнять у отпрысков Борджиа все, что получится…

Ненужной папе Юлию откровенностью Лукреция свела к нулю весь эффект покаяния. Но отказ от ее откровений продемонстрировал бы страх Святого отца, потому папа Юлий перепоручил грешницу кардиналу Асканио Сфорца – соратнику Родриго Борджиа и дяде первого супруга Лукреции.

В этом был тонкий расчет. Асканио Сфорца, оскорбленный скандалом, случившимся при разводе Лукреции и Джованни Сфорца (после нескольких лет брака Джованни объявили импотентом, а Лукрецию девственницей), должен был с особым рвением собирать свидетельства греховности обидчиков своего племянника и обязательно воспользоваться откровениями Лукреции, чтобы разрушить ее третий брак с Альфонсо д’Эсте. После признаний Лукреции в том, что она вовсе не была девственницей, расторжение ее брака с Джованни Сфорца могли признать недействительным, два последующих ее брака – с Альфонсо Арагонским (незаконнорожденным сыном короля Неаполя) и с Альфонсо д’Эсте (наследником Феррары) – тоже становились недействительными. Это означало, что Альфонсо д’Эсте обязан вернуть огромное приданое Лукреции и ее саму Джованни Сфорца!

Перепоручение именно Асканио Сфорца принимать раскаяние Лукреции загоняло ее в ловушку: откажется писать – не сможет помочь Чезаре, напишет откровенно – вернется к ненавистному первому мужу в Пезаро. Правда, тот снова был женат…

Умная женщина сумела пройти по лезвию ножа, она написала самую скандальную часть своего покаяния так, что кардинал не смог выдвинуть против нее ни единого обвинения.

Помогло и то, что за ее спиной теперь стояли д’Эсте и мощь пусть небольшой, но крепкой Феррары, связанной родственными узами с Мантуей, Миланом и еще многими городами Италии. В этом было спасение Лукреции, но не спасение Чезаре, заступаться за которого не пожелал никто.