Барбара Эмрис - Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

Я был обыкновенным подростком, но мало-помалу среди робких мальчишек и хихикающих девчонок, жаждущих романтических историй, стал чем-то вроде рок-звезды. Прошло совсем немного времени, и я стал любимчиком у девочек из старших классов. Мои сладкозвучные речи были как сок гуавы, и старшеклассницы заливались смехом и краской, млея от моих детских поцелуев. Я был забавный и остроумный, и они убеждали себя, что я не опасен, поскольку еще слишком мал. Секс – штука довольно простая, если только не помешает страх. Так в один блаженный миг удачи я счастливо потерял невинность. Никогда больше я не буду обделен любовью. Недолго пожив в нужде, я, кажется, становился миллиардером секса.

Рассказываю же я все это лишь для того, чтобы поговорить о том, что такое обольщение. Умение обольщать – очевидное и жизненно важное свойство всех живых существ. Оно распространено не только в мире природы, но и во вселенной мысли. Бесстрашно высказанная идея заражает, с ней хочется согласиться. А если вам ласково что-нибудь предлагают, исчезает чувство опасности. Предложение запускает работу воображения, а воображение начинает создавать реальность. Если мы это ясно осознаем, то сможем увидеть, кто или что стоит за словами и предложениями, кто несет нам послание. Кем бы ни был этот вестник, он использует знания, чтобы получить доступ к видению. Начало может быть таким: «Что ты знаешь? Я тоже это знаю». Или же: «Что тебе нравится? Мне это тоже нравится». Получив приглашение, вестник может приступать к своей работе: изменять форму видения. Редко находятся вестники, прибегающие к обольщению ума во благо другому человеку. А случаи, когда вестник использует это умение на благо всего человечества, настолько редки, что такому вестнику люди начинают поклоняться.

Существо, которое моя мать встретила у древа познания, всегда было и остается умелым вестником. Оно движет и изменяет человеческую историю с тех пор, как эта история излагается. Я говорю о нем как о женщине не потому, что в нашем мире принято с каким-то недоверием относиться к познавательным способностям женщины. Просто я очень рано осознал, что рожден, как и большинство мужчин, чтобы любить и лелеять женщин. Однажды вкусив любви, я уже не мог без нее обходиться. В юности я так же страстно увлекся познанием. Знания пленили меня, как умная женщина, обладающая удивительной властью. Думаю, я много лет был околдован, одержим, пока вдруг не увидел истинную природу знаний, – и тогда я употребил все, что было мне дано свыше, чтобы рассеять эти чары. Мне захотелось спасти знания, привнести в них осознанность, жить с ними, как с женщиной, в мире. И я воспользовался своим природным даром – даром романтической любви. Я стал смотреть на знания как на женщину, которой превыше всего хочется, чтобы ее узнали и услышали, и начал слушать, давая излиться ее неистовству. Признав, что она нуждается в том, чтобы ее любили, прикасались к ней, чувствовали ее вкус, я тем самым мог преобразить ее.

Став шаманом, я наконец понял, что мой дед дон Леонардо больше всего хотел, чтобы именно это откровение посетило меня. Мне наконец стали понятны его слова, в которых всегда была недоговоренность и никогда не было притворства. В отличие от иных мудрых слов, они не были украшены прельщающим кружевом лукавства. Такое лукавство заложено в самой природе знаний и делает их искусным вестником, только не вестником истины. Мой дед услышал голос знаний, звучавший в его голове, и заставил его замолчать. И в этой тишине ему наконец открылось, что такое жизнь. В этой тишине он нашел себя. Ту мудрость, которой он делился со мной, он обрел, обольстив искусительницу. Знания заставляют людей думать и вести себя определенным образом. Власть знаний начинается с наших первых попыток заговорить. Затем, когда мы овладеваем языком, они начинают жить в нашем мышлении. Они становятся голосом, к которому мы прислушиваемся больше всего, источником информации, которому мы больше всего доверяем. Знания набирают силу с каждым нашим новым убеждением независимо от того, как такое убеждение влияет на человека.

Мы справляемся со смертью тогда, когда главное действующее лицо нашей истории способно посмотреть на все с точки зрения жизни, а не только знаний. Каждый из нас – главный герой истории свой жизни, и он боится чего-то не знать, боится, что не узнают его. Смерть – самая большая угроза знаниям, поэтому в человеческом видении она так нас пугает. Для отдельного человека смерть означает уничтожение физического тела и прекращение мышления. Но со смертью жизнь в целом не прекращается и человечество не исчезает.

Когда знания служат нашим страхам, разумное может казаться дьявольщиной, а дьявольское разумным. И все-таки знания, это сильнейшее из проявлений сатанинской магии в человечестве, могут быть и его спасителем. Каждый из нас сам должен распознать знания как голос, звучащий в собственной голове, – голос, которому мы привыкли верить и подчиняться. И каждый сам должен укротить этот голос так, чтобы он перестал быть тираном. Ибо, усваивая знания, мы сами становимся знаниями. Мы превращаемся в тирана, искусителя, сеющего страх где только можно. Спасая знания, мы спасаем самих себя.

– Кажется, меня ждут в другом месте, – сказал дон Леонардо, расхаживая по небольшой классной комнате между рядами парт и рассеянно посматривая на первоклассников, строчивших в тетрадях прописи.

– Мне нужно, чтоб ты был рядом, – тихо напомнила ему Сарита, сидевшая за одной из парт, едва втиснувшись между скамьей и столом и наблюдая за учительницей, которая вела урок.

– Тсс! Слушайте преподавательницу, – проворчала их спутница. Ее рыжие волосы были уложены в высокую прическу по моде тех дней. – Она рассказывает кое-что важное.

При этом Лала смотрела на молоденькую учительницу с неодобрением.

– Что же это она так убого выглядит? – обратилась она к своим спутникам. – Учитель – важнейшая из профессий, а она подходит к ней без всякого вкуса! Почему не на каблуках? И не красится. Учеба должна возбуждать интерес, не так ли?

– Смотря как возбуждать; если так, как я подумал, то не должна, – сказал старик, поправляя галстук и разглядывая учительницу, одетую в кофту и простую юбку. – Если представить, что она скинула одежду, тогда…

– Papá , здесь же дети!

– Недалеко от животных ушел, – с презрительной улыбкой пробормотала рыжеволосая.

– Хватит! – прикрикнула на них Сарита. – Хоть мы тут и с первоклашками, но мы же не дети, в конце концов! – Она обвела взглядом комнату. – Где же Мигель, шестилетка?

– Вон он, у окна, витает в облаках, – откликнулась Лала. – Но дело не в нем. Внимайте музыке знаний, этой песенке о силе и возможностях.