Михаил Шлаен - Годы, как птицы… Записки спортивного репортера

В настоящем санатории деда я помню лишь однажды, в Барвихе, где-то в конце сороковых. Укатил туда под сильным нажимом врачей из Кремлевки, однако лечению ног там мало что помогло. Несмотря на строжайший запрет, с бабушкой мы его однажды навестили, вызвав явное недовольство. У входа в санаторий столкнулись с плотного телосложения мужчиной с густыми, цвета угля, усами. «Это Георгий Димитров, болгарский вождь», – шепнула мне на ухо бабушка. Еще бы знать мне тогда, кто это такой.

Как видите, кое-что все-таки я о деде и изложил – и сейчас, и в книге «Я и ТЫ», которую мы написали вместе с моей женой Ольгой Приходченко. (О ее деде, старшине-моряке Павле Антоновиче Приходченко, вы тоже здесь прочтете. Тоже героический был человек).

Но хочется, чтобы о деде узнали больше, поэтому я отсылаю читателей к мемуарам людей, с кем он был рядом в самые тяжелые годы, – Дмитрия Федоровича Устинова и Владимира Николаевича Новикова.

В. Н. Новиков, бывший замнаркома вооружения, а затем – замминистра оборонной промышленности, в своей книге «Накануне и в дни испытаний» пишет, что когда он был главным инженером завода в Ижевске, которое среди оборонных предприятий считалось одним их первых, к ним часто стал приезжать из наркомата начальник главка Иван Антонович Барсуков. «Беззаветный труженик, очень любивший технику, он раньше двух часов ночи с завода не уезжал. Постоянно бывал в цехах. Если я говорил о наших трудностях, узких местах, Иван Антонович сразу решал, как выйти из положения. У Барсукова была особенность, над которой мы между собой подшучивали. В острой ситуации он, взъерошив волосы, почти серьезно говорил: – Ты знаешь, Владимир Николаевич, если мы этот вопрос не решим – тюрьма. Барсуков очень любил рассказывать о своей прошлой работе, особенно у Лихачева, на автомобильном заводе в Москве, когда это предприятие еще строилось. Там он был главным механиком. Вспоминал, как вел совещания Иван Алексеевич Лихачев. Задержалась установка пресса, вопрос: «Кто виноват?» Ответ: «Не успел главный механик». Лихачев, глядя на Ивана Антоновича, говорит: «Объявляю за это выговор». Барсуков уточняет: «У меня, Иван Алексеевич, уже девять выговоров записано». Лихачев тут же решает: «Девять выговоров снять, а десятый объявить». И. А. Барсуков мне нравился заботой о деле, ответственным отношением даже к самому маленькому вопросу, требовательностью… Особенно много выездов на заводы было в период эвакуации и организации производства на новых местах… И. А. Барсуков три месяца не покидал район Златоуста».

Д. Ф. Устинов: «Главные вопросы деятельности отрасли решались коллегией наркомата, которая аккумулировала в себе коллективный опыт и знания его руководящих работников. Члены коллегии – заместители наркома В. М. Рябиков, И. А. Барсуков, И. А. Мирзаханов, Н. П. Карасев, начальники ведущих главков и техотдела несли ответственность за состояние дел на конкретных участках и направлениях работы отрасли».

Освоение производства нового образца оружия – одна из трудных задач. Однажды на Ковровском заводе случилась задержка с выпуском противотанковых ружей Дегтярева. Каким-то образом это дошло до Сталина, естественно, от вождя последовал нагоняй. Устинов поручил деду взять это, можно считать, «расстрельное», дело под особый контроль.

«Для оказания помощи заводу оборудованием, вспоминает далее нарком, в Ковров в соответствии с постановлением ГКО в однодневный срок были доставлены из Москвы сто пятьдесят токарных станков разных типов. Для общего руководства… в Ковров выехал И. А. Барсуков.»

Дед с честью выкрутился из сложного положения, о чем незамедлительно было доложено вождю, а Устинов нашел добрые слова о своем боевом заме: «Иван Антонович Барсуков, работая главным механиком Московского автозавода, а затем заместителем наркома вооружения, показал себя хорошим организатором. Человек исключительной скромности, он, когда этого требовала обстановка, был и настойчив».

И сколько еще раз – это уже снова земляк деда писатель Валерий Гордеев – генерала Барсукова бросали в «сталинские прорывы»: исправлять поломки в снайперских винтовках, перестраивать технологии металлургических производств, помогать Ворошилову «исправлять» недостатки пушек для танков и САУ, выбивать сверхплановые пушки для генерала Конева перед наступлением…

А эта, начатая еще до войны, эпопея с самозарядными винтовками, когда из Кремля поступило указание перейти полностью на их выпуск и прекратить производство винтовок системы Мосина. А ведь был отрицательный опыт во время финской войны. Бойцы с малым сроком военной подготовки терялись при любой неполадке в «самозарядке» и требовали вооружить их мосинской, очень простой в обращении. К доводам специалистов из наркомата созданная по этому поводу правительственная комиссия не прислушалась. Вынесенный вердикт гласил: заказ (заводам) дать только на самозарядные винтовки. Узнав об этом, вспоминает В. Н. Новиков, заместители наркома Василий Михайлович Рябиков и Иван Антонович Барсуков сочли решение крайне ошибочным и настойчиво высказались за то, чтобы Борис Львович Ванников опротестовал его немедленно, пока оно еще не оформлено официально.

Б. Л. Ванников вспоминает: «В. М. Рябиков и И. А. Барсуков возобновили атаки на меня… настойчиво предложили мне обратиться к Сталину. Я не решался, но все же позвонил И. В. Сталину. В. М. Рябиков и И. А. Барсуков, оставшиеся рядом со мной, с волнением ждали, что ответит он на просьбу принять меня по вопросу о заказе на винтовки. Сначала Сталин сказал, что уже в курсе дела и согласен с решением комиссии. В. М. Рябиков и И. А. Барсуков знаками настаивали, чтобы я изложил по телефону свои доводы. Сталин слушал. Потом он сказал: – Ваши доводы серьезны, мы их обсудим в ЦК и через четыре часа дадим ответ. Мы не отходили от телефона, ждали звонка. Ровно через четыре часа позвонил Сталин. Он сказал: – Доводы наркомата вооружения правильны, решение комиссии Молотова отменяется». По словам В. Н. Новикова, Ванников часто возвращался к тому дню и думал: «А что, если бы Новиков, Рябиков и Барсуков не предприняли столь упорного нажима на меня?» С началом Великой Отечественной войны завод в Туле, выпускавший «самозарядки», был эвакуирован, и ему требовалось время, чтобы на новом месте наладить производство. А если Ижевский завод, подчинившись решению комиссии, снял бы с выпуска мосинскую винтовку – вообще беда. Ни одного винтовочного завода – и это в такой трудный для страны период. Нетрудно представить, чем это могло в итоге обернуться.

Нет, я определенно горжусь дедом, что он был в числе тех, кто предотвратил такое развитие событий.

Однако я как-то упустил из вида бабушку. Разве можно было предположить, что, провожая в конце мая сорок первого меня с мамой на Украину, на самую западную границу (мы ехали навестить отца, он служил там после финской кампании, в которой командовал саперной ротой), можем больше не увидеться. В такой переплет попали в первые же часы войны. Сама Роза Ильинична ни за что не хотела покидать Москву, забурлило забайкальское комиссарское прошлое и боевитый характер большевички с дореволюционным стажем, даже в ополченцы рвалась. Остудили отправкой вместе с другими райкомовскими на строительство оборонительных сооружений на подступах к Москве, на Ленинградском шоссе. В конце концов, она подчинилась деду, эвакуировалась на Урал, в Молотов, вместе с другими наркоматовскими семьями. Но уже в сорок втором вернулась обратно.