А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

Наряду с событиями в стране, развернувшееся международное сотрудничество стало еще одним стимулом для предложения преобразовать нашу неформальную группу, работавшую по политико-географической тематике, в Центр европейских геополитических исследований [9] Слово «европейских» потом выпало как сужающее нашу тематику. В начале 2005 г. в преддверии очередной проверки Института мы стали официально называться не Центром, а лабораторией. Здесь и далее мы сохраняем старое название «Центр», поскольку именно под этим именем нас знают коллеги в России и за рубежом и поскольку мы назывались так большую часть нашей истории. . Первоначально Центр был полуавтономной частью лаборатории политической и культурной географии, возглавлявшейся Ю. А. Ведениным. Юрий Александрович прекрасно видел связь между культурной и политической географией и высказал много ценных идей. В частности, он был большим поборником развития в ИГ РАН географии религии, изучения региональных политических культур, соотношения в них традиционных и инновационных элементов. Вскоре он был назначен директором Института культурного и природного наследия, но часто приходил в свою бывшую лабораторию и многим помогал нам. С октября 1993 г. Центр европейских геополитических исследований стал самостоятельной структурной единицей – первым и единственным в стране научным подразделением, специализированным на изучении теоретических проблем геополитики и политической географии [10] Позже была образованы лаборатория политической географии на географическом факультете МГУ во главе с В. Е. Шуваловым, группа «Меркатор» во главе с Д. Б. Орешкиным, активно занимавшаяся в том числе электоральной географией и региональными политическими проблемами, кафедра политической географии и региональной диагностики на факультете географии и геоэкологии Санкт-Петербургского университета во главе с Н. В. Калединым, а также другие научные центры с близкой проблематикой (Центр пограничных исследований Волгоградского университета и др.). .

Хотя с самого начала ядром тематики Центра были геополитика и политическая география, мы пытались высветить территориально-политические аспекты в других проблемах, совместить общую тематику с индивидуальными интересами сотрудников, многие годы работавших над другими темами. Они вели исследования по программам «Глобальные изменения природной среды и климата» и «Экология России», изучали потоки беженцев и вынужденных мигрантов. По результатам этих исследований были сформулированы рекомендации по формированию геостратегии России. В первые годы наиболее активными сотрудниками Центра были Т. А. Галкина, О. В. Грицай, В. Н. Козлов, А. Д. Криндач, Е. В. Середина. Численный состав Центра до сокращений штата РАН достиг 15 человек, не считая аспирантов. В нем состоял и старейший сотрудник Института, д.г.н. Л. С. Абрамов (1918-2005). В последние годы Лев Соломонович много занимался журналом «Известия РАН, Серия географическая», заместителем главного редактора которого он был в течение многих лет, и активно работал над историей научных школ советского периода отечественной географии. Пока позволяло здоровье, он участвовал в заседаниях Центра, обсуждении научных докладов и диссертаций.

В условиях крайне скудного бюджетного финансирования постоянной заботой был поиск заказчиков. В те годы большинство заказных работ были краткосрочными – написать аналитическую записку или статью, подготовить доклад на конференцию, организуемую каким-либо фондом. Большой спрос в первой половине 1990-х гг. был на прикладные электорально-географические исследования: выборы еще не превратились в крупный бизнес консалтинговых фирм и были конкурентными. Однако во всех случаях такие задания были связаны с главными темами, работали на решение академических задач. Из большинства прикладных работ выросли статьи в рецензируемых отечественных и зарубежных журналах, главы в монографиях. Самое главное, заказные работы побуждали активно добывать и осмысливать новую информацию, обсуждать результаты со специалистами в других общественных науках, позволяли регулярно выезжать в различные регионы России и стран СНГ. Нечего и говорить, насколько важны для географов экспедиционные, «полевые» исследования. Многие процессы просто не видны из Москвы. По всей видимости, мы стали первыми московскими исследователями, изучавшими становление российско-украинской границы, специфику политической культуры Юга России и другие темы.

Выбор основных направлений исследований в 1990-х гг. был вызван насущными потребностями – необходимостью анализа социально-политических процессов, происходящих в стране в переходный период и оценки перспектив ее развития в новой геополитической ситуации, неразработанностью многих фундаментальных положений политической географии. Наше внимание в те годы было сфокусировано на следующих теоретических проблемах:

• Геополитические и культурно-географические факторы интеграции и дезинтеграции в постсоветском и европейском пространстве.

• Новое пограничье России: проблемы развития в новых геополитических условиях.

• Политико-культурное районирование России и география выборов.

• Превращение Москвы в мировой город, социальная самоорганизация населения в условиях перестройки хозяйства и поляризации городской среды.

Актуальная и поныне фундаментальная проблема заключается в анализе влияния этнического, конфессионального и культурного разнообразия России на ее региональное развитие.

«Душа» политической географии – в изучении взаимодействия политических процессов с интегральным геопространством, которое образуется наложением пространства экономического, социального, культурного, и в присущей географии «игре масштабами». Так, на картах голосования москвичей по примерно трем тысячам избирательных участков отчетливо видны кварталы бывших ведомственных домов, поселки, включенные в черту Москвы в пору строительства кольцевой дороги, «царские села», дома министерства обороны и др.

В изучении этноконфессионального разнообразия акцент был сделан, в частности, на изучении диаспор. Диаспорой можно назвать не всякое меньшинство, а только такое, которое соответствует целому набору критериев. Один из них – включенность в международную, обычно многоуровневую сетевую структуру общин, развивавшуюся в ходе исторических волн миграции, накладывавшихся друг на друга. В рамках международного проекта мы изучали греческую и армянскую диаспоры в России и зарубежной Европе. Для этого потребовалось совершить несколько поездок на юг России – в Краснодарский и Ставропольский края, Ростовскую область, а также в Абхазию, которая тогда только начинала оправляться после гражданской войны. Помню, как мы приехали для интервью в еще недавно цветущее греческое село километрах в 20 от Сухума. Жизнь ушла из него: там оставались одни старики, едва сводившие концы с концами. Местные бандиты не оставляли их в покое. Полная тишина показалась зловещей. Тогда я впервые почувствовал, что наша профессия может быть и небезопасной.