Варвара Малахиева-Мирович - Маятник жизни моей… 1930–1954

Вбежал Даниил. “Можно полежать здесь?” При его потребности к уединению, к созерцанию и к поэтическому творчеству какая тяжкая ему досталась доля! С утра до поздней ночи вместе с товарищами-художниками раскрашивают, чертят, рисуют какие-то диаграммы и плакаты. Всегда он на людях. А к ночи устает так, что не в силах “для души” работать. Похудел, пожелтел, от лица один нос остался, как у Гоголя. Никакой “личной” жизни – “вдали от солнца (которое так нужно его индусской плоти и душе) – и природы, вдали от жизни и свободы, вдали от счастья и искусства…” [366] Неточная цитата из стихотворения Ф. И. Тютчева “Русской женщине” (1848 или 1849). .

Разрывается от жалости бабушкино (он зовет меня “баб Вав”) сердце – “видеть, как тратятся силы, лучшие Божьи дары…” [367] Неточная цитата из поэмы Н. А. Некрасова “Дедушка” (1870). .

У него, как у многих богато одаренных натур, есть потребность сделать из своей жизни единое, по плану зодчего выстроенное здание, – а жизнь его ставит в такое положение, когда можно лишь пестро и лихорадочно складывать какую-то мозаику в надежде, что она станет некогда фундаментом для такого здания. А годы не ждут (29-й год).

Тяжба с врагами моими Липатовыми из-за комнаты внутренно разрешилась для меня тем, что я стала на их сторону. Им “обидно” получить в форме обмена (причем они имеют законное право не обмениваться) площадь только на три метра больше комнатушки, в которой они уже обжились, в то время как внизу уже распределяют по 15 метров на душу. У них же и по 4 не придется на каждого. А сейчас и всего по 3. Они и так чувствуют себя обделенными, а тут еще старуха Мирович с ножом к горлу пристала (и через начальника Мосжилотдела, и через прокурора): меняйтесь во что бы то ни стало. Отныне, если и буду длить “тяжбу”, это будет лишь ходом, подсказанным Филиппом Александровичем (д-р Добров). Этот справедливый и с ясной головой человек при всей своей ко мне дружественности воскликнул сегодня утром: “И совершенно прав ваш Липатов, к тому же коммунист и красноармеец, что хочет устроиться по-человечески. И вы должны похлопотать за него перед Андреевым, чтобы дали ему хоть по 7–8 метров на человека, а не по 3–4”.

Узнала по телефону, что внук моей приятельницы, сын Майи и пасынок Ромена Роллана, женился. Ему едва минуло 18 лет, жене 24. Балерина. Бабушка умеет (и даже с какой-то веселой искренностью) faire bonne mine au mauvais jeu [368] Сохранять хорошую мину при плохой игре (фр.). . В таком духе она и мне сделала это сообщение. В 20-х числах июня приезжает в Москву Ромен Роллан с Майей [369] Р. Роллан был в Москве с 23 июня по 21 июля 1935 г. .

Хроника

Метро. Первый раз. У почтамта, где один из самых длинных эскалаторов. Закружилась голова при виде сбегающих и возносящихся рядом вверх, точно одушевленных, ступеней. Напрасно Вадим и Елена уговаривали и тащили меня – напал на меня тот жуткий нервный страх, какой охватывал некогда нашего сеттера Лорда перед узким мостом над железнодорожной линией. Лорда можно было полчаса уговаривать, бить, тащить за ошейник – он с жалобным визгом, но так энергично упирался, что его наконец оставляли в покое. Так и меня оставили в покое дети и сторожа, которые долго усовещивали и даже предлагали проводить “гражданочку”, “мамашу”, “бабушку”. Я внезапно решилась и, осилив тошнотное головокружение, переступила заветную грань. И тут уже стало ничуть не страшно.

Подземные мраморы, кафели и обилие электричества не очаровали меня настолько, как многих из моих знакомых, которые не находили слов для выражений восхищения своего. Может быть, потому, что, наслушавшись восклицательных предложений о сказочной роскоши метро, я заранее представила себе такие колоннады, такое великолепие, что по сравнению с ним действительность оказалась скромной. Как достижение техники это замечательно. Но ведь мы знаем о тоннелях Сен- Готарда, о подземной железной дороге под Темзой и т. д. “Воля и труд человека дивные дива творят”. И уж так создано мое воображение: сквозь эти мраморы я видела, ощущала, как ледяное дуновение, чего это стоило здоровью и жизни живых людей.

– Как и все, что построено на этом свете, начиная хотя бы с египетских пирамид, – скажут мне на это. Да, знаю. От этого и считаю, что дорого стоит – и душевно, и телесно дорого стоит человечеству его цивилизация.

Генеральная репетиция горьковских “Врагов” в 1-м МХАТе (в чеховском МХАТе, с чеховской чайкой на занавесе. Но тем не менее названном театром имени Горького). Пьеса слабая, какая-то вся недопроявленная, недоговоренная, – но режиссеры и актеры подняли ее на известную художественную высоту, где она смотрится с интересом. У Аллы эпизодическая, бледная, бездвижная роль. Она насытила ее внешней красотой и местами внутренней значительностью, о которой, может быть, Горький и не подозревал. Великолепен Качалов в роли добродушного либерала, говорящего о “добре” и бессильного как-нибудь провести его в жизнь. Было приятно увидеть, что алкоголь не разрушил в нем способности к ювелирно-тонкой отделке образа… (Это заговорил во мне старый рецензент, и перо само после генеральной репетиции побежало по бумаге, не знаю зачем.)

Ночь.

Обуяла тоска по деревьям, по травам, по вечернему летнему небу, и без всякого сознательного решения я увидела себя в трамвае № 4, домчавшем меня до Сокольников. Там в сумраке и в сырости под соснами и березами среди бумаг и битого стекла собрала букет из белой будры, курослепов и тимофеевки (она уже колосится!). И все-таки была встреча с Матерью сырой землей. Сквозь тусклое, загрязненное полуразбитое стекло – но все же увидела я родной, изначальный материнский лик – о, как я о нем стосковалась за эти 10 месяцев скитаний по Москве. Сидя у окна трамвая на возвратном пути, видела величавую со всеми своими кратерами и долинами луну (и о ней стосковалась). Она бежала среди легких отрывков облаков вровень с трамваем и все время переглядывалась со мной.

Опять взрыв в сторону Галины, и на этот раз по пустякам. Накопилось неприятие ее стиля – <���и> польской провинциальной кокетливости, и ее поведения в сторону матери. А какое тебе дело, Мирович, смотри на бревна в своем глазу.

Уехала сегодня в Арктику Нина, замороженная ультраполярным холодом отношения обожаемой дочери и оскорбленная неисчислимыми пинками и моральными пощечинами с ее стороны за эти полгода. Уехала мужественно, любя и прощая свою “цуречку”. Ледяная сосулечка дочерней души в часы прощания также обтаяла некоторым количеством слез. Это было приятно видеть. Эгоизм этого юного, внешне такого миловидного, эфирного существа уже начинал пугать, как рогатое, косматое, многокопытное чудовище.