Владимир Калиниченко - Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

Председателю Ошского облисполкома тов. Бекболатову Ж.

…Поступающая в УКГБ информация свидетельствует о том, что… вынашиваются намерения организовать в городе Оше акцию по насильственному захвату земельных участков лицами киргизской национальности, не имеющими квартир и проживающими в стесненных условиях…

…Среди населения г. Оша все активнее муссируются слухи о предстоящем 27 мая с. г. физическом столкновении, которое якобы произойдет между лицами киргизской и узбекской национальности из-за насильственного захвата поливных земель, принадлежавших колхозу имени Ленина Кара-Суйского района…»

Эти докладные записки 6 и 20 апреля 1990 года подписал начальник УКГБ по Ошской области полковник Мамеев, прекрасно понимавший, к чему ведет неуклонно проводившаяся в жизнь политика властей. Всего таких докладных записок было девять.

Буквально через несколько дней докладные записки Мамеева были сняты с контроля, а проще говоря, проигнорированы. 27 мая на колхозном поле начались митинги. Люди стали делиться на своих и чужих.

Страсти накалялись, и власти приняли решение: пусть даже путем применения насилия навести порядок. В Ош стянули дополнительные силы милиции из различных регионов республики. «Командовать парадом» прибыл министр внутренних дел Киргизии В. В. Гончаров. Он принял решение не допускать на поле митингующих, но вскоре его отменил, так как с людьми и именно на месте конфликта решили встретиться руководители республики и области.

Утром 4 июня на поле стали стекаться толпы людей, вооружаясь по пути камнями и палками. Границу возможного столкновения перекрыли вооруженные автоматическим оружием работники милиции. В 22 часа стали поступать первые сведения о бесчинствах толпы. Весь личный состав областной милиции вооружили, были приняты меры к обороне зданий ГУВД и УВД.

5 июня утром объявили указ Президиума Верховного Совета Киргизской ССР о введении в Оше и области чрезвычайного положения. В тот же день при соприкосновении с толпой работники милиции первыми открыли огонь на поражение. Поле колхоза имени Ленина обагрилось кровью.

Еще можно было обуздать страсти, предотвратить гибель десятков людей, но для этого нужно было сказать правду тем, от кого зависело принятие правильного политического решения и привлечение необходимых сил и средств для локализации очагов конфликта. Властные структуры, наоборот, провоцировали конфликт.

Мягко говоря, непонятные действия работников милиции вызывали у нас, следователей, недоумение, особенно когда мне рассказали, как с вертолетов по митингующим вели снайперский огонь. Эти и другие данные продиктовали необходимость создания специальной следственной группы, в задачу которой входило расследование эпизодов превышения власти людьми в форме.

Группы следователей, работавшие по различным направлениям, рассредоточились по всему городу.

Местом моей дислокации было здание прокуратуры города. С первых дней мне представили одного из руководителей следствия в области, русского парня. Произвел он очень благоприятное впечатление, и я с удовольствием работал с ним, пока не выяснилось, что он не просто любит выпить, а пить не умеет, превращаясь в состоянии сильного алкогольного опьянения в агрессора или клоуна. Вскоре я смог убедиться в этом. В кабинет зашел один из следователей бригады и взволнованным голосом сообщил, что мне нужно спуститься на первый этаж и посмотреть, что происходит в одном из кабинетов с нашим коллегой. Сцена была безобразной. На стульях полукругом сидели, прихлопывая в ладоши, работники милиции и прокуратуры, киргизы. В центре, едва удерживаясь на ногах, отплясывал барыню руководитель следствия в области. За него было стыдно, за издевательство местных пинкертонов обидно.

Обстановка в городе продолжала оставаться крайне напряженной, поэтому все ходили с личным оружием, здание, где мы работали, охранялось. Охрана состояла из киргизской милиции. Примерно через месяц ко мне зашел местный русский следователь, свободно владеющий киргизским языком, и рассказал, что совершенно случайно подслушал разговор «охранников». Они с подачи своих начальников были крайне обеспокоены тем, что мы активно ведем следствие в отношении работников милиции, и обоснованно опасались, что вскоре могут начаться их аресты, всерьез обсуждали, как воспрепятствовать этому. Решили, что самое лучшее – перебить нас и сжечь здание прокуратуры со всеми материалами уголовных дел.

В Оше в это время находился председатель КГБ республики, к которому я поехал и поставил в известность об опасности, которая может угрожать мне и подчиненным. Реакции никакой. Со снисходительной восточной улыбкой он сказал: «Зачем так сгущать краски?» Надо отдать должное – кое-какие «меры» принял. Охрану из здания прокуратуры сняли вообще. Пришлось поехать на склад вещественных доказательств и забрать все изъятое по делу оружие (автоматы, пистолеты, боеприпасы). До зубов вооружиться самому и так же вооружить следователей, организовать боевые дежурства.

Через несколько дней после этого я уехал на совещание в прокуратуру области, а когда вернулся, то увидел мирно посапывающего на лавочке с подложенными под голову кроссовками человека. Что-то знакомое было в его фигуре, и я растолкал спящего. Удивление мое было безмерно. Передо мной сидел во всей красе собственный корреспондент «Литературной газеты» Юрий Рост. Мы расцеловались, и Юра с удивлением заговорил, что ничего не может понять. По городу бродят группками обозленные люди. На улицах – БМП, десантники, а у штаба следственной группы такая идиллия. У меня в кабинете работает на компьютере специалист-программист, к которому он прошел беспрепятственно и получил информацию о том, где в данный момент нахожусь я. На улице мирно пощипывают травку бараны.

Через пару часов общения Юра пребывал в полной растерянности, когда перед ним положили пачку фотографий – загруженных в кузовы машин убитых детей, его глаза повлажнели, и он долго не мог прийти в себя.

5 августа в «Литературной газете» под рубрикой «Горячая полоса» был опубликован очерк Юрия Роста «Колокол по тем, кто пока еще жив». Зловещее предзнаменование.

«…В Ошской области у меня нет ни родных, ни знакомых, – писал Рост. – Правильно, читатель. Не тебя травили газами, не твой дом жгли, и не твою пятилетнюю дочь насиловали, и сжигали заживо не тебя. Так что не по тебе звонит колокол. Пока!

…Самих следователей никто не охраняет, хотя угроз достаточно. В районах и областном центре, несмотря на обещание о помощи, – тихий саботаж. На милицию вообще особенно рассчитывать нельзя, на партийное руководство – тоже… События в Ошской области, мощностью в десятки сумгаитов, а жестокостью превосходящие все, что нам известно даже по литературе, пришлись на время съезда партии, но там не нашлось времени, чтобы обсудить эту человеческую катастрофу. Да, события в Ошской области не знают аналога. А понятно ли вам, что стоит за этой формулировкой? Объясняю: это люди, которым перерезали горло и выпускали кровь (как это делают, когда режут овец), а затем бросали на дороге на поругание или скидывали в воду, это – убитые, а потом сожженные дотла, это – отрезанные носы, уши, выколотые глаза, это – обугленная человеческая голова на шесте, это – зверски изнасилованные десятки женщин, убитые потом, это – изнасилованные и убитые девочки. Убитые дети, много детей – от тех, кто еще в утробе, от новорожденных до подростков… И убитые старики…