Никон Рождественский - «Козни врагов наших сокруши…»: Дневники

Под предлогом таких недосугов он стал ходить вместо первой на вторую трапезу, дабы подвергнуть себя некоторым лишениям. Дело в том, что в первой трапезе пища подается сполна, каждому монаху по потребности, а на второй приходится довольствоваться тем, что останется от первой. И вот придет отец Азария и начинает собирать кусочки со стола, сядет где-нибудь в укромном местечке и кушает их… Никогда ничего не попросит! А греки-монахи, служившие в трапезе, нарочито будто его не замечают… И нередко весь его обед состоял из кусочков хлеба и уксуса с водою, заменяющим на Афоне квас. Как-то заметили это русские старцы и доложили отцу игумену Макарию, что отец Азария томит себя голодом.

Отец Макарий сказал ему: “Зачем ты это делаешь?”

Старец ответил: “Может быть, Господь простит мне за это хоть нечто из грехов моих многих”.

Игумен с той поры приказал русским наблюдать, чтоб старцу Божию подавали пищу как следует.

Одежда его была вся заплатанная, такая, что если ее бросить – никто не польстится поднять. Белье такое же. Старец никогда ничего не просил у игумена: заметят сами, дадут – благодарит, не заметят – говорит: “Не стою я и того, что имею; может быть, Господь во что-нибудь вменит мне и это”.

Был в обители инок, по имени Селевкий, великий ревнитель – не всегда и по разуму – чинов и уставов монашеских. Он не мог утерпеть, чтоб не сделать замечания тому или другому из братии, и случалось, что говорил резкости и отцу Азарии. Братия, уважавшая отца Азарию, говорил игумену: “Селевкий обижает отца Азарию”.

Игумен отвечал: “Отец Азария – умный человек, не обидится”.

И действительно, на вопрос о. игумена, что у них произошло с отцом Селевкием, отец Азария добродушно отвечал: “Ничего, батюшка; он мне – спасибо ему – только правду ведь сказал: как же можно на это обижаться?”

Да и Селевкий часто раскаивался в своих резкостях и искал примирения.

Жил лет 25 под самою горою Афоном старец Иларион, близкий духовный друг отца Иеронима. С ним жил другой старец – Савва. Оба приходили в обитель обычно в пятницу, говели и в воскресенье возвращались в свою келью. Раз пришли они в постный день, когда не положено пищи с маслом. Их угостили, однако ж, с маслом. Говорит Савва Илариону: “Отче, сегодня день постен”. “Что дают, то и едим, – отвечает тот.”

Подают вино. Старец вкушает и от вина: “Велят – надо пить!” – говорит он.

После сего Савва, отозвав угощавшаго, сказал: “Напрасно вы угощаете старца: ведь он после одной чашицы вина не станет и воды пить два-три дня”.

Та к строг был к себе отец Иларион. И вот что поведал мне отец Иерон об этом старце. Это было пред великим искушением для всей обители их, когда греки восстали на русских и решили было изгнать их.

“Раз, во время всенощнаго бдения, какое-то необъяснимое чувство повлекло меня из церкви. Выхожу, прислушиваюсь – ничего не слышно. Иду около храма по направлению к Введенской церкви и вижу: идет старец Иларион.

Вдруг он остановился, как бы в созерцании чего-то, стал усиленно полагать поклоны и потом пошел ко мне навстречу. Увидев меня, он быстро сказал: “Позови геронта”, т. е. отца Иеронима.

Я повиновался и пошел в церковь сказать старцу.

Обычно отец Иларион никогда не вызывал старца из церкви. И на сей раз старец ответил мне: “Скоро кончится служба”.

Но я сказал, что отец Иларион почему-то желает немедля видеть его. Старец понял, что случилось что-то необычное: он тотчас приложился к чудотворной иконе Богоматери, перекрестился и вышел.

Отец Иларион ждал его и встретил словами: “Обитель вашу ждет великое искушение, но Царица Небесная покроет вас – не бойтесь!”

И тут же рассказал свое видение, только что ему бывшее. Он видел весь двор монастырский, наполненный бесами, сам князь тьмы был виден среди их; но в высоте небесной появилась Матерь Божия, Которая обошла весь монастырь, остановилась над храмом Введения и, покрыв обитель Своим покровом, стала невидима… Духи тьмы исчезли, яко исчезает дым.

Вскоре после сего и началось то великое искушение, которое всколыхнуло весь Афон и доставило столько скорбей русским инокам, но которое милостию Царицы Небесной послужило к славе Божией и дало первый толчок к основанию на Кавказе святой обители Ново-Афонской…

Был монах Антоний детски открытая душа. Раз было с ним искушение: уехал было в Россию. Но из Константинополя вернулся в обитель. “Ну, куда я гожусь в России? – говорил он, умоляя старцев принять его обратно. – Нет уж, буду жить здесь!”

Он редкий день не докучал старцам отцу Иерониму и отцу Макарию жалобами на самого себя. Придет, говорит:

– Отче, вот такой-то обозвал меня так-то…

– Ну, а ты что ему сказал?

– А я выбранил его так-то. Помири нас, отче! Иногда это бывало глубокой ночью.

– Подожди мало, отче: скоро заутреня, – говорит игумен. Но отец Антоний просит примирить теперь же.

– Ну, хорошо, поди, позови его сюда, – скажет старец.

Антоний бежит в келью обиженнаго, тот уже спать лег, но он будит его:

– Игумен зовет!

Идет инок к игумену, не зная, что случилось.

– Вот Антоний говорит, что обидел тебя – помиритесь! – говорит игумен.

– А я и забыл, батюшка, что он говорил мне, – скажет обиженный.

– А помнишь, мы встретились вот там-то, ты сказал то-то, а я тебе то-то, – напоминает Антоний.

То т припоминает. И оба кланяются друг другу в ноги и уходят умиротворенные.

Поистине малые детки Божии! Вот о таких-то и сказал Господь: аще не будете яко дети, не внидете в царствие небесное .

И умирают такие с детской преданностью воле Отца Небеснаго. Приходит отец Антоний к игумену, ждет его у дверей, не поднимаясь на лестницу:

– Благослови, отче, в больницу – умирать хочу!

– Бог благословит – поди отдохни; не отвезти ли тебя на больницу?

– Нет, отче: сам дойду, вот к тебе-то подняться было трудно, я тебя тут поэтому и ждал. Денька три полежу, а на четвертый и умереть благослови.

И идет в больницу, лежит там три дня, а на четвертый приходит игумен навестить больных, подходит к нему, и Антоний говорит:

– Отче! прочитай мне отходную!

– Что это ты надумал?

– Умереть благослови, батюшка!

Пристал, просит, отец игумен берет епитрахиль и требник, читает канон на исход души, благословляет старца и уходит. Но на лестнице его нагоняет послушник:

– Батюшка! отец Антоний умирает!

Игумен возвращается, но отец Антоний уже Богу душу отдал!.. Говаривал старец, отец Иероним, когда старцы ему говорили, что Антоний часто докучает ему разными мелочами:

– Если бы побольше было в братии таких, как Антоний, хорошо бы было! Да, хорошо бы было, теплее жилось бы на свете, если б люди, именующие себя христианами, помнили Христово слово о детской простоте веры, о детской кротости, незлобии и смирении! Тогда и Господь руководил бы нас ко спасению не яко мудрых и разумных, но яко младенцев, открывая нашей простоте тайны Своего небеснаго Царствия…