Никон Рождественский - «Козни врагов наших сокруши…»: Дневники

Как видите, и “свободы” семинаристам предоставлено было достаточно, и ни малейших проявлений политических бредней не было заметно. Напротив: иногда проявлялась даже добрая инициатива со стороны учащихся. Так, в 1869 г. исполнилось тысячелетие со дня кончины Просветителя славян св. Кирилла; не в моде еще были тогда шумные юбилеи, как-то незаметно прошел этот юбилей. Но его заметили и отметили московские семинаристы: они испросили у ректора разрешение сделать сбор на икону первоучителей славянских для семинарской своей церкви. О ректор с радостью откликнулся на ту просьбу и пригласил преподавателей к участию в этом добром деле, и вот в семинарском храме явилась прекрасная аналойная икона, в серебряной ризе, для величаний в праздники наших первоучителей. В начале 70-х годов был голод в Самарской губернии; ученики по собственной инициативе собрали несколько рублей и, при письме отправили на голодающих чрез редакцию “Московских Ведомостей”. Помню ту детскую радость, когда покойный Катков напечатал письмо семинаристов в своей газете! Эти жертвы собирались из тех копеек, которыя отцы давали семинаристам на чай. Тогда ведь ни казеннаго чая, ни булок к чаю не полагалось: приносили в чайную корзину чернаго хлеба: бери и ешь, сколько хочешь, а хочешь – белаго – в коридоре стоит мальчик с хлебами, можешь купить. Но у иных не только на хлеб, но и на чай не было копейки. Бывало, пригласишь бедняка товарища к чаю, а он отказывается. “Что же, Егорушка, или не хочешь?” – “Поневоле не захочешь: боюсь привыкнуть, ведь своего-то чаю не на что купить. Хорошо тебе: у тебя уроки есть”. И вот за такого бедняка охотно внесешь свой двугривенный на какую-нибудь жертву: “Только впиши, брат, свое имя, а я за тебя внесу”. Да, было много еще хорошаго в наших семинариях сорок лет тому назад. Правда, еще Гораций сказал, что старики любят хвалить то время, когда они были молоды, но ведь было бы что хвалить… Что похвалит нынешний семинарист? Много ли добраго вспомнит? Вспомнит то, как он участвовал в сходках революционной молодежи? То, как он, любуясь своим мундиром (ох, уж эти мундиры! как они кружат головы нашим семинаристам!), ходил по городу, преставляя из себя “студента”, благо в большинстве провинциальных губернских городов университетов нет? Или как его товарищи издавали “Факелы”, “Семинарские Голоса” и подобную гадость, которую противно в руки взять порядочному человеку? Не говорю уже о семинарских союзах под водительством жидов, о съездах с смертными приговорами ректорам и архиереям и… Бедная “духовная” молодежь! И что с тобою случилось? Какой бес посеял среди тебя плевелы и заглушил в тебе добрую пшеницу? И ужели эти плевелы не будут вырваны с корнем? Ужели невозможно этого сделать? Ужели нельзя уничтожить раз навсегда ту отраву, которая дурманит тебя? Ведь, ты – надежда Церкви, надежда Руси родной, ты – родная дочь – питомица Церкви: аще в сурове древе сие творят, всуе что будет ?! Если в школах – даже пастырских, веет дух отрицания, смуты, даже вражды к Церкви, чего ждать от светских школ? Веруем Господу, Пастыреначальнику и Главе Церкви, что Он внушит нашей церковной власти отбросить ложный стыд и трезво, строго по-церковному взглянуть на дело обновления нашего пастырства чрез пастырскую школу. Я винюсь, что употребил слово “ложный стыд”: оно как-то само собою подсказывается в данном случае. В самом деле: что мешает погнать вон из наших академий таких господ профессоров, которые, открыто проповедуя сочувствие “свободительному движению” и порицая епископа за его несочувствие этой мерзости, мнятся службу приносит Богу? Или тех, которые не стыдятся в своих многотомных сочинениях писать, что давать детям в руки Святое Евангелие – значит, делать их нравственными уродами? Или тех, что уверяют, будто протест против постройки идольскаго капища в нашей столице есть признак потери истиннаго понимания христианства? Да мало ли таких! А ведь они буквально воспитывают целые кадры учителей для наших пастырских школ – семинарий. А в уставах семинарий почему бы не пойти решительно, без всяких колебаний навстречу нуждам Церкви: не об новых языках заботиться, а о воспитании пастырскаго духа, о любви к святым отцам; не о мундирах заботиться, а просто бы нарядить всех питомцев духовных школ в одежду послушания: авось она облегчила бы и бюджет семинарий, отпугнув от них всех любителей мундиров; не допускать танцевальных вечеров семинаристов с епархиалками, а приучать их к исполнению уставов церковных, вводить во вкус, так сказать, той красоты церковной, которою восхищались даже мирские люди, любившие Церковь, как покойный А. Н. Муравьев, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский. Не стыдно ли, спросишь семинариста, почему праздник Преображения Господня празднуется 6 августа? Он не знает. Как перевести на русский язык тот или другой праздничный ирмос или даже тропарь? Молчит… Читал ли Муравьева о богослужении? или хотя Гоголя “Размышления о Божественной литургии?”… Увы… И все зло, по моему убеждению, в том, что задачи семинарий наших двойственны; именуясь школами пастырскими официально, оне готовят юношей и в ветеринары, и в медики, и в юристы, и куда угодно… А служение Церкви – на последнем месте. А на состав преподавателей в отношении их церковности смотрят сквозь пальцы. А с кафедр семинарских молодежь слышит, что нерукотворенный образ Христов – выдумка позднейших писателей, что Евангелия писаны не одним лицом, не сразу, что в них имеются позднейшия вставки… Та к пишут ведь господа профессора академий: почему же не сообщить это и молодежи, которая, конечно, не сумеет разобраться в бреде иудействующих профессоров. Уже и в наше время эти искорки лжи проникали на кафедры семинарския, но мы не давали им разгораться и в своих рукописных журналах смело отмечали их, а сверху принимались меры… А теперь кто следит за этим? Один святитель на днях рассказывал мне, как либерал-профессор академии обманывал московскаго первосвятителя Иоанникия: при входе его в аудиторию рукопись лекции мгновенно уходила в карман г. профессора, откуда появлялась взамен ея другая, и лекция продолжалась в самом благочестивом тоне… А ведь студенты все видели, все запоминали и теперь вспоминают.