Никон Рождественский - «Козни врагов наших сокруши…»: Дневники

Вот великое зло нашей церковной жизни: пастыри все ищут более злачных мест, где могли бы больше получать млека и хлеба, и бегут оттуда куда сами же просились, когда гнала их нужда в насущном хлебе. Такой приход не успеет сродниться с своим пастырем, и пастырь с своими пасомыми, как уже расходятся, и приход сиротеет… Может ли при таких условиях образоваться та духовная, благодатная связь между ними, которая сродняет души навсегда и ради которой пастырь готов жертвовать всеми благами на земле, лишь бы не покинуть своих родных, Богом ему данных чад? И почему бы молодым, малосемейным-то пастырям не поработать на бедной ниве? Увы, снова с горечью приходится сказать: забывают нынешние кандидаты священства столь утешительное, столь трогательное обетование Господа: ищите прежде всего царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам ! Ныне все наоборот – ищут прежде вот именно сего приложения – так сказать – авансом его требуют от Господа, а затем уже – обещают – искать царствия Божия! И вот шесть священников сбежали с беднаго захолустнаго прихода в продолжение всего только четырех лет, а седьмой – дай ему Бог сил и разумения – пишет мне:

“С болью и сокрушением сердечным год тому назад начал я служение свое в этом приходе. Признаться: не хотелось быть наемником, хотелось быть добрым пастырем бедных словесных овец. Главным делом я поставил: проповедь церковную, собеседования и чтения. Помимо чтений в праздники, в местной церковно-приходской школе, я завел в приходе так называемыя пастырския вечерния хождения по домам прихожан и в будни. Делается это у меня так. В церкви объявляю, что в такой-то день буду в доме такого-то прихожанина, причем предлагаю собраться туда же и ближайшим соседям этого прихожанина. С одним из членов причта являюсь в означенный дом и начинаю чтение и беседу. Читаю, обыкновенно из Евангелия и Апостола с объяснениями, из Пролога, из духовных журналов, Троицких и Афонских листков, разных сборников и житий святых. Многие просят почитать книжку о сельском хозяйстве, а то и просто хорошую газету, показать картинки… Чтения и беседы, самыя задушевныя и безъискусственныя, затягиваются иногда до полуночи и всегда заканчиваются чтением вечерних молитв и общим пением. На следующий вечер назначаю чтение в другом доме, а там и в третьем и т. д. Прихожанам моим такое пастырское посещение их домов сильно понравилось. Многие из них приходят ко мне на дом и просят прочитать у них, “наставить их”, как они выражаются. А вот и плоды сего хождения по домам: по ночам в селе не кричат и не дебоширят, как это было прежде, меньше встречается пьяных, и больше людей стало ходить в церковь. Благодарю Господа и за это. Мне невольно припоминаются слова Апостола Павла: “три года учил я вас и день и ночь”, разумеется, переходя из дома в дом, куда собирались его, поучающаго, слушать. Эти духовные плоды исполняют меня ревности еще и еще послужить и потрудиться для богодарованной мне паствы. Одно сокрушает меня – недостаток в духовных книгах и журналах и в отсутствии средств для приобретения таковых. В церкви, кроме епархиальных и церковных ведомостей, нет ни одной книжки, а денег я застал всего 15 рублей; личных средств и подавно у меня нет!”

В заключение священник просит у меня каких-нибудь книжек и листков: “всякой книжке и всякому листочку здесь будут рады, ибо здесь ощущается большой глад и большая жажда духовная. Ради Бога помогите мне утолить их”.

Вот пример того, что может сделать добрый пастырь в своем приходе. Уж для таких-то домашних бесед не нужно больших средств, такия-то беседы не отнимут того времени, которое сельский батюшка употребляет в поле на работе. Отчего не отдать свободные зимние вечера таким беседам? А между тем – сколько добра-то внесли бы оне в души пасомых! Сколько света в эту темную, но жаждущую света среду! Какую трогательную картину представляли бы! Семья добрых прихожан, тут и отцы, и матери, и детки-подростки, и малютки, все с открытым сердцем, с жаждою послушать что-нибудь “божественное”… Припоминаю я свое детство. Именно такую картину представлял наш дом, хотя это был дом не священника-пастыря, а простаго сельскаго дьячка, в вечера Великаго поста или накануне больших праздников. Сижу я, тогда еще мальчик лет 8–10-ти, за столом и читаю жития святых – Четьи-Минеи, или Благовестник Феофилакта, или творения святителей Тихона, Димитрия, Златоуста, взятыя нарочито для сего из церковной библиотеки. Не всегда горела и сальная свечка: ее заменял самодельный ночник или простой черепок от горшка, куда вливалось конопляное масло и вкладывался фитиль из бумажной пряжи. Звонко раздается мой детский голосок, с благоговением внимают ему мои простые слушатели-крестьяне, пришедшие из дальних деревень поговеть или же на праздник, чтобы ночевать у своего любимца – стараго дьячка Ивана Андреевича. [18] У этого “любимца” было полприхода прихожан-крестников: вся беднота, к кому никто не шел в кумовья, просили Ивана Андреевича быть кумом, и он никому не отказывал, а когда крестники женились или выходили замуж, он благословлял их непременно иконою, конечно, суздальскаго письма. Он в одном приходе прослужил 55 лет.

Когда чтение доходит до особенно трогательных мест, когда задрожит голосок чтеца от сердечнаго умиления, то послышатся вздохи среди слушателей, а иной из них и слезу отрет от полноты добраго чувства, и так хорошо станет у всех на душе, так тепло и светло, будто ангел Божий пролетит тогда над нами и всех приосенит своим крылом благодатным… Прошло слишком 50 лет с той поры, а я никогда не забуду этих святых вечеров, этих смиренных сердцем моих простецов-слушателей, расположившихся и на лавках, и на полу, и на лежанке… И долго-долго длится это чтение, пока утомленный чтец не закроет свою большую кожаную книгу. За то и любили меня, крепко любили добрые прихожане, и кому – копейку, а мне давали семитку и даже гривну, когда я приходил с причтом славить Христа, родившагося или воскресшаго из мертвых. И уносили они с этих чтений много добрых семян в своих душах, а были среди них и такие способные, которые буквально запоминали слышанное и потом рассказывали дома. Таков был, Царство ему Небесное, мужичок, барский “бурмистр”, безграмотный Захар Онисимович: он знал на память, например, житие Филарета Милостиваго, и случалось: придут к нему в вотчинную контору (это было еще во времена крепостного права) сельские старосты, попросят его почитать житие это, и он, после некоторых отговорок, берет в руки газету, книгу, что-нибудь печатное, чтоб в руках было, и начинает: “В стране Пафлагонстей, в веси, нарицаемой Амния”… Есть ли теперь такие неграмотные начетчики? Такия любители житий святых? А не мы ли виноваты, ну хоть отчасти, если не целиком, что их не стало, отцы и братие – пастыри Христова стада? Простите мне мои личныя воспоминания: они так дороги мне и так полезны, думаю, для вас! Ведь если бы вот, как вышеупомянутый священник, котораго, щадя его пастырское смирение, не называю по имени скажу только, что он трудится в епархии Киевской, – как он, говорю, почаще вели бы свои беседы с прихожанами по домам, то не было бы, может быть, ни штунды, ни всех этих баптистов, молокан, всех этих сектантов, отколовшихся от Церкви. Ведь народ-то жаждет слышания слова Божия и, не находя утоления сей жажды у своих Богом данных пастырей, бежит к кладенцам сокрушенным, к этим лжеучителям, коих так много развелось теперь на Руси, благодаря разным свободам безчиния в вопросах веры. Отцы и братия! Зажигайте огни в своих сердцах! Мрак сгущается над Русью, когда-то святой, идите к своим пасомым с простым словом утешения духовнаго, назидания, проповеди, словом от горящаго любовию сердца! Ей, народ поймет вас, оценит, потечет к вам с любовию, и разные самозванцы-учители останутся без слушателей! Слышите, что говорит Господин жатвы: “жатва многа, делателей же мало: молитеся Господину жатвы, да изведет делателей на жатву Свою! “