Виолетта Богусевич - По следам памяти…

Утром я ехала на рейсовом автобусе Кропоткин-Гулькевичи на встречу с мамой. Ехала и рассматривала пейзажи поздней осени за окном. Я ведь еще не была в этих краях. Но ничего интересно там не было. Голые деревья вдоль дороги, станицы, да хутора, ничем не отличающееся друг от друга.

Я. Автобус. Хмурый день. И тоска. Всеобъемлющая тоска.

Зачем все это с нами произошло? Какой урок из всего этого я должна вынести? Какой такой замысел у того, кто там, наверху? А есть ли там кто-то вообще? Если есть, то за какие такие грехи так наказывает маму? Неужели ей мало было и тех мучений, что у нее есть? Что-то уж больно несправедливо там у вас все, Царствие небесное, вы не находите?

Вот и моя остановка.

Вышла и пошла искать, где же тут спрятали маму. Нашла. Вошла в реанимацию и увидела, что лежит она голая и раскрытая! В тот момент мне все стало ясно. Даже укрыть человека не могут, как же тогда тут лечат?

Поговорила с ней…

Спросила, узнает ли она меня. Утвердительно кивает. Значит, не все так плохо! Помассировала ей обездвиженные руку и ногу. Трубки во рту на этот раз не было, но что-то все-равно булькало. Мне даже показалось, что она смогла немного пошевелить пальцем на парализованной на руке.

– Отлично! Молодец, мам! Давай моя хорошая, поправляйся! А на ноги я тебя поставлю, я тебе обещаю, ты слышишь меня? Я тебе обещаю! Научимся и ходить, и говорить, и дышать самостоятельно тоже научимся. Ты, главное, не отчаивайся, не сдавайся, слышишь? А у нас все хорошо. Мы теперь будем жить с вами. Катьку переведу в местную школу. Помнишь, как ты хотела, чтобы она училась у вас? У вас школа-то вон как близко! А попозже приедет Миша. Будем все вместе. Мам, я даже кота и морских свинок привезу! Представляешь, как будет весело?

Силюсь широко улыбаться и ни в коем случае не показать ей, как я обеспокоена и как мне на самом деле страшно… А она мне в ответ улыбнулась. Хорошая моя.

– Как же плохо, что ты совсем не можешь ничего мне сказать, – продолжала я свой безответный диалог.

– Тебе, должно быть, сейчас, очень плохо от всего происходящего. Я ведь уверена, хотя у тебя функционирует только одна часть мозга, ты все прекрасно понимаешь. Понимаешь, в каком положении оказалась и как все это тебя удручает. Бедная моя… лежишь тут одна целыми днями и ночами.

«Мам, ты прости меня! Быть может, если бы мы не уехали тогда с Хабаровска, не было бы всего этого. Не помчались бы вы с отцом вслед за нами и не было всех этих переживаний: сначала из-за поиска жилья, затем из-за его оформления, и переоформления кучи документов. Все сделала, все оформила и не выдержала. Ты, мам, просто не выдержала. Прости, прости, прости меня, родная!».

Помню, что в тот день спросила у врача, надолго ли она здесь. Ответил, что никакие прогнозы при таком тяжелом состоянии делать вообще нельзя. Я от его слов напряглась, но знала точно, что, чтобы там они ни говорили, у меня своя вера. Я-то знаю, что все будет у нас так, как я хочу…

Спустя два дня в поселок приехал Миша с детьми. Я встречала их на автовокзале города Кропоткина. Они вышли из автобуса, оглядываясь, искали меня глазами, а я стояла и смотрела на них издалека и думала о том, что они вся моя жизнь и мой мир… Без них мое существование было бы пустым. Как же много они для меня значат! Раньше я никогда об этом даже не задумывалась.

Мне повезло, что именно в тот период времени Мишка был в отпуске. Иначе я была бы в эти тяжелые минуты совсем одна. Отец не в счет. А для того, чтобы переживать такую беду в одиночку, я слишком слабая, и я это знала.

С момента моего переезда мы с отцом навещали маму по очереди. Больше всего меня раздражало то, что мне приходилось ездить вместе с ним! Этот человек – абсолютно беспомощное существо! Нет, я понимаю, съездить раз и показать, где находится больница, но потом-то зачем? Неужели так сложно не заблудиться в «трех соснах», а местоположение реанимационного отделения и было теми самыми тремя соснами. Я и так устала, а еще с ним таскаться!

Мама рада была его видеть. Надо же, как странно… Что происходит с человеком, когда он в таком состоянии?

В один из дней, когда я начала задавать ей свои дежурные вопросы о том, узнает ли она меня, мама начала пожимать плечами. Ээээ, стоп! Как это не узнает?! Все это время узнавала, а теперь не узнает? Кто-нибудь, объясните мне, что вообще происходит? Ей что, становится хуже?! Но врач меня успокоил и сказал, что это нормальная реакция и такое еще будет повторяться, что пугаться не стоит. Легче от его предупреждений мне не стало. Да как можно не испугаться того, что тебя не узнает родная мама. Я совершенно не могла понять, как такое вообще возможно. Я считала, что мамы всегда и при любых обстоятельствах должны помнить своих детей. Да-да, это звучит глупо, но мне хотелось чтобы было именно так, потому что самое ужасное для меня было только лишь то, что мама меня перестанет узнавать, а значит, и любить: я ведь для нее чужая.

Но ничего подобного больше не происходило.

В моей памяти навсегда останется тот день, когда я пришла ее навестить, поняла, что говорить об одном и том же я больше не могу и просто положила свою голову ей на грудь и приобняла. А мама в тот же миг обняла меня действующей рукой… Слезы моментально навернулись, но усилием воли я заставила себя не разводить сырость. Еще этого не хватало! А на прощание мы поцеловались, и она неуклюже потянула ко мне свои губки. Так трогательно…

Спустя десять дней муж уехал обратно в Краснодар, а я осталась с отцом. В первый же вечер он мне устроил свой пьяный концерт. Как всегда в своем репертуаре. Нет, я, конечно, знаю, что он идиот, но то, что он говорил мне тогда – это было что-то невероятное. Дорогой папочка высказывал мне:

– Почему это я должен кормить твоих детей?

И он имел ввиду не то, что мы живем за его счет (потому что за его счет мы не жили), а только лишь то, что, пока меня нет, он моим детям (на минуточку – своим внукам) должен разогревать еду, накладывать, и вообще, думать о том, что надо их кормить. У меня эти речи вызвали такое непонимание, что даже не было слов, чтобы ему ответить. Ведь, если разобраться, ему практически не нужно было менять свой привычный уклад жизни. Никто не просил его присматривать за девчонками, потому что Катя уже взрослая, за ней не нужен глаз да глаз. Ну а за Аленкой именно она и присматривает. Знает, что это ее обязанность, с которой она всегда на отлично справляется.

– Хорошо, тогда давай я буду сидеть дома, кормить своих детей, а к маме будешь ездить ты. Каждый день!

Замолчал. Такая перспектива его не радовала.

– А если ты, еще хотя бы раз, что-то подобное скажешь, мы уедем, и сиди ты тут один! – продолжала я выйдя из оцепенения, хотя прекрасно понимала, что никуда я не уеду. Не имею права.