Константин Писаренко - Елизавета Петровна. Наследница петровских времен

Цесаревна переполошилась не напрасно. Осенью 1728 г. ей реально светили либо монастырь, либо немецкое захолустье. К счастью, и Остерман, и Долгоруковы, пожалев красавицу, удовлетворились мягким вариантом – эмиграцией посредством замужества с сыном маркграфа Бранденбургского, дяди прусского короля. Но, к удивлению тандема, Петр II проект забраковал. Почему? К новогоднему торжеству гофмейстеры пришли к выводу, что во всем виноват Бутурлин, «раб» Елизаветы, друг императора. На Александра Борисовича опала, постигшая хозяйку, не распространялась, что и понятно. И царь, и генерал оказались товарищами по неразделенной любви к одной женщине. Печаль обоих еще больше сдружила. И, как истинные рыцари, до мелкой мести к предмету воздыхания они не опустились. Вернее, Бутурлин посоветовал, а тринадцатилетний Петр согласился. Так, похоже, интерпретировали ситуацию вице-канцлер и обер-камергер, после чего приложили максимум усилий, чтобы разлучить горемычную пару. Почти четыре месяца убеждали М.М. Голицына освободить зятя из-под своей опеки, дать какое-никакое самостоятельное задание. В апреле фельдмаршал капитулировал: Бутурлину доверили передислокацию на Украину трех пехотных полков. В отсутствие соперника Иван Долгоруков нашептал государю про «раба» Елизаветы что-то нехорошее, и царь во гневе разжаловал генерала в подполковники, отобрал звезду и ленту ордена Святого Александра Невского и предписал отправиться на Каспий, усмирять горские народы, покоренные Петром Великим в 1722–1723 гг.

Правда, на сей раз Остерман ошибся. И без Бутурлина Петр II не позволял добить цесаревну. Потому ее третировали, унижали, придирались по пустякам, сокращали денежное и материальное содержание, репрессировали друзей и преданных слуг. В общем, делали жизнь невыносимой. Давили с единственной целью, чтобы цесаревна сама попросила об отъезде в чужой край чьей-либо невестой. Однако Елизавета стойко сносила все – и унижения, и придирки, и любые потери. Только однажды поколебалась или притворилась, что колеблется. В первые дни декабря 1728 г., когда опасность принуждения к венчанию выглядела неминуемой, она попробовала спутать Остерману карты. Встретилась с польским посланником Лефортом и поинтересовалась, где сейчас обретается Мориц Саксонский и не ожидается ли в Москву. Будущий маршал Франции, внебрачный сын Августа II тоже искал руки прекраснейшей из принцесс примерно за полгода до этого. Разумеется, Остерман откликнулся на явно прозрачный намек и поручил супруге Лефорта аккуратно разведать, правильно ли он понял цесаревну. Увы, неправильно. Зато «разведка» продлилась до середины марта. А к весне ситуация вполне прояснилась, девушка сообразила, что кто-то при дворе покровительствует ей, и на давление вице-канцлера ответила дерзостью.

Из реляции де Лирия от 3 (14) марта 1729 г.: «Поведение принцессы Елисаветы с каждым днем все делается хуже и хуже. Она без стыда делает вещи, которыя заставляют краснеть даже наименее скромных». Опять герцог боится назвать «вещи» своими именами. Чего же не стыдится цесаревна? Публично прогуливаться по Москве под руку с возлюбленным – А.Я. Шубиным. Враги возмущаются, а пресечь скандал не могут, ибо Петр II запретил трогать и его, счастливого соперника. От того в депеше от 28 апреля (9 мая) 1729 г. Ф. Лефорт приписал: «Здесь есть еще гвардейский унтер-офицер, бывший… наперсником великой княжны Елисаветы. Ему готовят теперь поручение в Сибирь». Дипломат выдавал желаемое за действительное: не готовят, а хотели бы готовить. Да нельзя.

Вот такой любовный треугольник образовался в России на вершине властной пирамиды. И все страдают. И Петр II, и Елизавета с Шубиным, и Остерман с Долгоруковыми. А как же? Ведь, согласно завещанию Екатерины I, законной наследницей престола является Елизавета Петровна. Годовалый голштинский принц Карл-Петер-Ульрих, сын покойной Анны Петровны, нареченный по протестантскому обряду, со дня крещения из очереди выбыл. Так что и Остерман, и Долгоруковы страшились политического воскрешения сущей бестии – Елизаветы – и лихорадочно искали способ воспрепятствовать тому. Ничего лучше сводничества не придумали. Всеми правдами и неправдами заставили подростка 30 ноября (11 декабря) 1729 г. обручиться с сестрой обер-камергера, Екатериной Алексеевной Долгоруковой, четвертой невестой императора. Со свадьбой спешили, как на пожар. Ну, конечно, дабы воздвигнуть противовес коварной цесаревне. Супругу императора в случае чего можно провозгласить преемницей.

22 декабря 1729 (2 января 1730) г. Джеймс Лирия констатировал очевидное: государь «сохраняет к принцессе всегдашнюю любовь». Поэтому Долгоруковы помешали царю прийти к Елизавете на день рождения 18 (29) декабря. Увезли за город охотиться на медведя. Под утро 19 (30) декабря вернулись. А в одну из следующих ночей отрок улизнул из дворца и примчался к тетке. Разговор быстро превратился в рев. Каждый зарыдал о своем. Мальчик о постылом браке с нелюбимой, девушка о всеобщей враждебности к ней. Прощаясь, Петр пообещал Лизе вскорости все «переменить». Исполнить клятву не смог или не успел. Подхватив где-то оспу в первой декаде января, юный император умер через полторы недели, в ночь на 19 (30) января. И невольно возникает вопрос: а не искал ли он, разочаровавшийся в четырнадцать лет во всем и всех, нарочно собственную погибель, выбегая едва одетым на «страшный холод», общаясь с кем-то из заболевших коварным недугом [8] Записки дюка Лирийского и Бервикского. СПб., 1845. С. 42, 49, 57, 62, 67, 68, 71, 72; Осьмнадцатый век. М., 1869. Кн. 2. С. 111, 115–118, 120, 121, 134, 136, 138, 153, 161, 163, 173, 180, 206, 207; Сб. РИО. СПб., 1870. Т. 5. С. 324, 325, 329, 330, 334–336, 338, 339; 1891. Т. 75. С. 444, 445. ?..

Под утро 19 (30) января 1730 г. Верховный тайный совет избрал императрицей герцогиню Курляндскую Анну Иоанновну, двоюродную сестру Елизаветы Петровны, ни по каким уставам и тестаментам права на престол не имевшую. Спрашивается, зачем господа власти предержащие так измучили двух детей, если, когда пробил час принимать трудное решение, почти без споров одобрили то, что и требовалось? Поразительно, но из всех «мудрецов» 1730 г. по-настоящему мудро поступила только Елизавета Петровна. Она прекрасно понимала, что с тем политическим багажом, какой заработала за истекшие два года, претендовать на «корону и империум Всероссийский» лучше не надо. Пусть бы закон всецело и защищал ее преимущество. Однако помимо закона существовало еще общественное мнение России. А оно всегда выше закона, потому что само и есть закон.

В январе 1730 г. мало кто в империи хотел видеть царицей Елизавету Петровну. Большинство давно и твердо вынесло ей вотум недоверия. Оттого Остерману, Долгоруковым и иже с ними не стоило дергаться, изводить царя очередным брачным замком на песке, ставить под удар княжну. Решили не допускать к власти дочь Петра, согласовали другую, более приемлемую для общества кандидатуру – и довольно… Никто бы не пикнул. А кто пикнет, потом пожалеет. Кстати, три дипломата – австрийский, голштинский, бланкенбургский – накануне рокового дня походатайствовали о принцессе и удостоились весьма холодного приема у первых лиц государства. Зато сама антигероиня не сочла нужным прерывать отдых в деревне и накалять страсти в столице приездом туда. В итоге выиграла она. Лидеры Совета в отсутствие возмутителя спокойствия затеяли реформу государственного строя, совершив ту же оплошность, что и цесаревна пять лет назад. Попытались порадеть о благе народном, не интересуясь мнением последнего. Закончилась попытка скверно. Реформаторов разогнали. Власть досталась наименьшему из зол – Анне Иоанновне.