Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

Изредка мы выбирались купаться в Серебряный бор. Это была совсем окраина – можно сказать, дикая природа. Во всяком случае, самой обычной находкой там были белемниты, «чёртовы пальцы». Тогда я не воспринимал их как нечто ископаемое. Так, что-то вроде камешков особой формы…

Проще и чаще случались прогулки в парке возле Новодевичьего монастыря, у пруда. Монастырь не был тогда отреставрирован, и древность его ощущалась наглядно. А лебеди на пруду и тогда плавали. Колокола не звонили – вообще подразумевалось, что это просто музей такой, в виде монастыря и кладбища, куда нас иногда водили посмотреть могилы великих людей. Величие похороненных меня не слишком волновало, а надгробные памятники нравились: красивые такие, разнообразные.

Эх, на любую прогулку я бы сейчас отправился с родителями! Может, это ещё произойдёт? «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века…»

Несмотря на то, что я долго жил на Клинической и вроде бы знал свой район довольно хорошо, он остался для меня архипелагом неизвестности. Таинственная фабрика «Красная Роза» (только картонные шпульки иногда возникали в школьных играх); неизвестный источник запаха ржаных сухарей; про Академию Фрунзе и заикнуться не смею…

Правда, мы сходили классом на экскурсию в музей-усадьбу Льва Толстого. Да ещё на заводе «Каучук» я был с отцом. Там никто нам экскурсии не устраивал, отец приходил по делу, но даже то, что я видел и слышал мельком, насытило меня неожиданными впечатлениями. Долго у меня хранился лоскуток синтетического каучука (бросовый, повсюду на заводе такие валялись), который казался мне чудом индустрии. А вот на ткацкой фабрике (не на «Красной Розе», на другой) я впервые побывал, когда мне было за пятьдесят. На пивном заводе наблюдал за конвейерным производством, но это было в Пльзене, когда поехал в Чехословакию участником студенческого стройотряда. Так что улицы свои помню, а основная часть окружающего осталась чем-то неизвестным.

Если немного пофантазировать, то повсюду – или почти повсюду – надо было бы предусмотреть способы знакомства с жизнью, раскинувшейся вокруг, специально для подростков. Экскурсии с ознакомительными беседами по швейной фабрике (да и по другим тоже – например, по фабрике беловых товаров, где печатали ученические тетради), по клинике, по институтам, по заводам, по всем особым местам, рядом с которыми живёшь или учишься. Именно в этом возрасте надо показать, удивить, расширить представления о реальном мире. Даже в Академию Фрунзе надо бы водить школьников. Там тоже можно было бы предусмотреть какой-нибудь специальный школьно-экскурсионный режим.

Кто знает, может, дойдёт до какого-то реформатора эта просьба? Не моя, а того паренька, который учился в сороковой школе в Тёплом переулке и был бы рад видеть, ощущать, чувствовать, где он живёт, – сполна. Пожалуйста, примите меры!..

Бывали какие-то фрагменты лета, когда мы не ездили в лагерь. И тогда проводили время в Кратове. Там была дача одной нашей родственницы, где мы снимали комнатку или веранду. Не помню там отца – наверное, это было после его ареста, а если и до, то вряд ли он туда ездил, не дачный он был человек.

Иногда с нами жили другие члены семьи, кроме мамы: кузина Галя, её брат Боря, тётя Дея, бабушка, но я не запомнил всех комбинаций, кроме последней, когда мы с Борей (уже старшеклассники) жили там вдвоём в комнатке.

Здесь мы много ездили на велосипедах, бегали собирать землянику в санаторий старых большевиков, где большая роща была обнесена оградой. Ограда для нас как бы и не существовала, ходы всегда находили. Иногда ездили или ходили на пруд.

Сбивалась какая-то компания из окрестных подростков, но только для игр. Близко мы не сходились.

Одно время было помешательство на пинг-понге. Играли до темноты. В сумерках я получал преимущество: лучше других видел, когда темнело – должно быть, в силу близорукости.

И ещё запомнилась игра с прямолинейным названием «вертижопки»: водящий должен осалить мячом сидящих на земле, каждый из которых отбивает мяч ногами, стараясь запулить его подальше, откуда водящему приходится предпринимать новую попытку осалить кого-нибудь.

Когда мы с Борей жили там в последний раз, в августе 1963 года, то питались «по курсовке», то есть приходили в столовую дома отдыха, расположенного неподалёку. Изредка там же оставались на вечера – с затейником и с викториной. После впечатлений от домоотдыхательной жизни у меня навсегда осталась к ней стойкая антипатия.

Глядя на Борю, опережавшего меня в созревании, я стал замечать, что с девочками возможны не только дружеские, но и какие-то особые отношения – весёлые, нервные, полные некой загадки. Но это было лишь отстранённое созерцание. Ни к чему такому меня ещё не тянуло.

Пока я писал эту главу, вышла моя книга с таким названием, «Творчество или скука», – в том же цикле «Сказочная педагогика». Дилемма, вынесенная в заголовок, представляется мне очень важной. Вспоминая подростковый возраст, могу сказать, что и тогда неосознанная тяга к творчеству порою сменялась противной скукой.

Скука овладевала мною внезапно. Начиналась какая-то маята, нежелание ничего делать – хотя занятий вроде было немало. Даже читать не хотелось. Сейчас мне кажется, что не хватало именно творчества, созидательной устремлённости.

Того, что можно назвать творческими играми и занятиями, имелось в моём распоряжении вполне достаточно: поделки, конструкторы, химия и так далее. Мои родители хорошо знали о необходимости творческого начала в человеке, развивали его в своих подопечных, в своих детях тоже. Но противопоставить скуке, наверное, необходимо нечто другое – не творческое начало, которое можно вносить во что угодно, в любое развлечение, а именно творчество как средство увлечённого оригинального самовыражения. Творчество как русло призвания. Наверное, у кого-то это проявляется рано. У меня пока было далеко впереди…

В то же время я был счастлив, что меня не заставляют, как Борю, заниматься игрой на скрипке. Хотя музыкальное исполнительство признано несомненной разновидностью творчества, но на одного выдающегося исполнителя приходится сотня (если не тысяча) обычных исполнителей-ремесленников, прошедших через годы мучений или стараний и не ставших музыкантами по призванию.

Приваживать к творчеству, конечно, надо с детства. Но, во-первых, именно приваживать , без насилия. Во-вторых, не столько самим определять ту область, в которой ребёнок или подросток должен себя проявить, сколько предоставлять ему различные сферы, где он может испытать вкус творчества и попробовать себя в том или ином занятии. Конечно, не механически перебирать всё подряд, а способствовать выбору, увлечённости, терпеливому вхождению в тему.