Инна Соловьева - ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века

Станиславский по приезде из Ганге договаривался начать пробы в школе МХТ с «класса водевиля». Сулер на курсах Адашева также занимается водевилями. И вовсе не шедеврами жанра.

Одноактный водевиль «Сосед и соседка» в афише (когда он попадал на афишу) называли в лучшем случае с именем переводчика (П. П. Баташев). Уточнять его авторов (Бренсвик и Боплан) и французское заглавие («Bonsoir, voisin!») – излишество. Пьеска из русского репертуара не выпадала с середины XIX века, а напечатана не была (впервые – в 1923 году). Жила, переписываемая от руки. Текст во всех отношениях минимален (то есть и короток, и литературные достоинства по минимуму), ни один актер-гений своего оттиска на нем не оставил. Два-три забавных положения с быстрыми переходами из одного в другое и далее. От исполнителя требуется немного, в первых занятиях «по системе» важнейшее.

Это важнейшее – вера, наивность, фантазия. Плюс органика общения: видеть партнера, слышать, входить в живой контакт.

В «Соседе и соседке» Сулер занял учеников Вахтангова и Бирман. От Вахтангова добивался, чтобы герой поверил в свое ужасное положение и по-настоящему рыдал из-за неумения приготовить яичницу, имея все для того под рукой.

Соседку, кроме Бирман, играла и ученица Марина Наумова (имя в историю не вошло), через водевили старались провести всех. Водевили не отгораживали от этюдов, от импровизаций-шуток, какими занимали друг друга учитель и ученики. Например, импровизировали кабаре, в котором публику тщится пленить развязный шансонье – пел сам Леопольд Антонович, якобы по-французски. Была и такая импровизация: дикое племя, сгрудясь вокруг старейшины (Л. А.), на языке племени обсуждает общественные дела.

Игра в племя потом откроется как педагогический прием двойного назначения, любимый прием Сулержицкого. Здесь пока лишь смешной опыт общения – непосредственный посыл и обмен энергий, комичное дезавуирование слова.

Отчеркнем это себе на память, как и безразличие к литературному материалу.

Однажды удалось сладить водевиль за ночь. Дейкун играла в этой внезапно затребованной пьеске («Как они бросили курить»), сведения – от нее.

Студенты нуждались, выезжали подзаработать в Шую, в Вязьму, в Сычовку, в Коломну (предпочитали городки, где у кого-то из них родня). К. С. их изделий не видел, поездкам радовался (они издали рифмовались с не оставлявшими его идеями трудов для провинции), сведениям об успехах доверял.

В начале лета 1911 года местный энтузиаст А. А. Ассинг устроил сотрудникам МХТ и адашевцам гастроли на два месяца в Новгород-Северском. По окончании поездки они едва поспевали в Москву к съезду труппы и ждали, что ими будут недовольны, но у Станиславского настроение чудесное. Лилиной он пишет: «Сулеровские ученики во главе с Вахтанговым играли в Новгороде-Северском. Забили всех, огромный успех» [59].

В помещении Новгород-Северского Народного дома идут представления двенадцати пьес. Печатные программки хранятся в Музее-квартире Вахтангова; на всех четко объявлено: «Художественный театр». Притом лишь три спектакля из двенадцати как-то связаны с репертуаром МХТ и лишь трое из девятнадцати исполнителей служат в МХТ (Бондырев с 1908-го, Дейкун с 1910-го и руководитель поездки Вахтангов с марта 1911 года). Вопрос, как им разрешили марку (это не позволяли людям, чьи права на марку несравнимы с правами гостей Новгород-Северского) [60].

Что-то, надо думать, в рассказах про них Станиславского к ним располагало.

До Новгород-Северского железная дорога не дотянута, пришлось переправляться на лодках, ехать на телегах. Жителей в городе, по последней переписи, немногим более восьми тысяч. Станиславского могло радовать, что добираются до такой дали со спектаклями-копиями – нечто подобное входило в его давние желания (скопированы с МХТ были спектакли «У врат царства» и «Доктор Штокман»; Станиславского в заглавной роли копировавший его Вахтангов видел в сезон возобновления [61]).

Конечно, у Константина Сергеевича представление о поездке в Новгород-Северский складывалось «через Сулера». Поехали в Новгород-Северский его ученики (повезли многое из учебного репертуара адашевских курсов). Для Вахтангова, пожалуй, поездка входила в его обыденное – непривычна оказалась разве что длительность ее, а почти все показанные пьесы он уже ставил, уже возил по маленьким городам и в знакомую Шую. Станиславского вести о Вахтангове восхищали: сколько в человеке энергии, какая легкость, как только успевает. К. С. устал слышать, что его метод тормозит, тяжелит актера – вот же вам живое возражение.

Сулержицкий ждал в Крыму писем, ученик пояснял задержку – «все думал: напишу, когда будет очень хорошо». «Очень хорошо не было ни разу. Поэтому слушайте прозу. Маленький отчет о нашей работе» [62].

Всего лучше прошел вечер 10 июля, когда давали «Соседа и соседку». В приписке Вахтангова к письму, начатому им 8 июля, читаем: «Бирман играла идеально».

«Не хочется жить, когда видишь нелепости жизни». Эту запись, сделанную того же 8 июля, при первом издании материалов Вахтангова подали отдельно. Сейчас ей возвращен контекст. «29 июня 1911 г. Спектакль „Зиночка“ по удешевленным. Сбор – 79 руб. 3 июля 1911 г. Спектакль „Самсон и Далила“. Сбор – 100 руб. 8 июля 1911 г. Не хочется жить, когда видишь нелепости жизни. 10 июля 1911 г. Спектакль „Грех“. „Сосед и соседка“. Играли хорошо. Декорация красива. Сбор – 75 руб.».

И так далее. Подбор непервоклассных пьес, заигранных, как «Огни Ивановой ночи», или с надоедливым привкусом модерна (и «Снег», и «Грех», и новинка – «Далила» в переводе с датского). Мизер сборов. 13-го – «прогнал плотника Ивана». Серафима этим Иваном умиляется (увлечен сценой! предложил холстинку под тигровую шкуру подвести для «Далилы»!), а он дурак, и руки косые. Всё оскорбительно. Не хочется жить [63].

Не хочется жить, когда он представляет себе себя – как он выглядел весной в МХТ.

В адашевской школе его по поступлении перевели на второй курс (так в младших классах Филармонического училища не задержали Мейерхольда). Лужский вел его в отрывке из «Сна в летнюю ночь», потом скажет на каком-то небольшом юбилее: Вахтангов «обращал на себя внимание и тем, что всегда был снисходительным учеником» [64].

Числясь на последнем курсе, Вахтангов зимой 1910/11 надолго отбыл. Считалось, что он поехал в Париж как помощник Сулержицкого, переносившего в театр Режан московскую постановку «Синей птицы». Так и закрепилось в театральной памяти, хотя было не совсем так. Следов его участия в парижских работах нет. На репетициях он присутствовал редко и уехал за две недели до выпуска спектакля. Продолжил собственное путешествие. Сулер на бездействие помощника не жаловался – как если бы оно было оговорено наперед [65].