Петр Вяземский - Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836

Я читал в письме к Дмитриеву относительное ко мне. Кажется, мне нечего бояться, что катастрофа ваша оборвется и на меня; а разве затянется? Дай поскорее знать, что будет и что должно будет делать, если делать нужно. Правда ли, что Шихматов назначен на твое место? Сделай милость, не забудь собрать все мои письма и обрывки писем из тех, которые готовились на известное употребление, и даже те, которые уже были в употреблении: осторожность не лишняя. Прощай, мой милый! Ты, говорят, скоро будешь сюда. Сделай милость, поспеши.

Булгарин в своей книжке сравнивает нас как-то с телеграфами, следующими данному движению первого. Вот ответ:

Сегодня обедаю у Ивана Ивановича с глаза на глаз или, правильнее, с глазами на глаз. Что было с Дашковым и каков он?

На обороте: Милостивому государю моему (прошла пора, когда он был милостивый государь) Александру Ивановичу Тургеневу. (Нарочно написано нечетко, чтобы, в случае нужды, отпереться от переписки с ним). О жительстве его справиться поосторожнее в Синоде или в полиции.

27-го мая. [Черная Речка].

Не беспокойся, что не послал по сие время утверждения представления в Коммиссию. Причиною тому только то, что не установлен еще порядок сношений по сим делам, и князь Мещерский не имеет права объявлять высочайшие повеления. На сих днях все устроится, и твое дело будет немедленно исполнено, ибо переделать его уже нельзя: есть «Быть по сему».

Сейчас, после легкого обеда, еду к Карамзиным с Сережей и Плещеевым. О Батюшкове плохия известия: он ушел, и всю ночь его найти не могли; наконец, поутру, на другой день, проезжий сказал молодому Плещееву, что видел верст за 12 от Дерпта человека, спящего на дороге. По описанию, это был Батюшков; Жуковский с Плещеевым поехали и нашли его спящего. Едва уговорили возвратиться с ними в Дерпт.

Жуковский еще не приехал. Прости! Что у вас о нас толкуют? Пиши больше, но осторожнее, ибо клевета не оставляет меня. Новые мерзости выдуманы на меня, так что едва и злодеи верят. Но, к счастию, пробалтываются, и источник открывается почти в одно время с тем, что из него истекает. Я спокоен и весел, как давно не бывал.

Читаю философию Михаила Ивановича Полетики и обнял недавно и Северина.

а у меня нашлись друзья, каких немного и не в наше время бывало.

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому, в Москве.

Булгакову: Отправь это письмо. Я еду в Царское Село. Сегодня возвращусь; здесь ночую, а завтра буду в Совете и потом – на реку забвенья всего, но только не любви.

29-го мая. [Черная Речка].

Сегодня получил князь Мещерский разрешение принять дела по первому отделению бывшего моего департамента, и сейчас я просил его отправить завтра же в Москву предложение по твоему делу, а к тебе или ко мне в Царское Село, куда я на завтра еду, прислать копию с предложения, что он, верно, и исполнит.

Жуковский возвратился. Батюшкова повезли в Зонненштейн, ибо в Дерпте нельзя его лечить. Провожает его хороший доктор. Туда же поехала, но не вместе с ним, сестра его.

Я сбирался сегодня в Царское Село ехать вместе с Севериным, но смерть маленького робенка графа Нессельроде помешала ему, и я еду один, то-есть, завтра, ибо пишу 29-го мая. На Черной Речке холодно и еще не людно, но скоро закипит здесь народом. Прости! А. Тургенев.

3-го июня. [Черная Речка].

Получил письмо твое от 26-го мая с описанием сильных впечатлений и с сильной эпиграммой на Булгарина, напомнившей тебя прежнего. Прочту ему самому.

Жуковский узнал о смерти Бейрона, имея на руках русского сумасшедшего поэта. Бейрон умер вполовину давно уже для поэзии, ибо последние его сочинения ниже его репутации, но смерть его в виду всей возрождающейся Греции, конечно, завидная и поэтическая. Пушкин, верно, схватит момент сей и воспользуется случаем.

Я не знаю еще, когда приеду в Москву. Между нами: моя участь не решена еще. Государь велел министру финансов прислать указ о сохранении мне всего жалованья и другой, сказывают, дан о квартире, но «не o хлебе едином жив будет человек». Я могу остаться только на условиях чести и с полным блеском невинности. Черная клевета не должна радоваться своею жертвою, когда клевета признана клеветою. беспрерывно она варит яд, который должен отравить меня или, по крайней мере, обессилить надолго. Новые выдумки хуже старых. Один голос публики весь за меня, но это вряд ли не более повредить мне.

Я получил письмо от И. И. Дмитриева об Измайлове, но письмо сие – загадка, которую должен разгадать мне Карамзин. Не ожидая сего, я просил вчера уезжавшего в Царское Село князя Голицына доложить государю о Измайлове по старой записке о нем, мною ему снова отданной. Авось!

Брат пишет из Дрездена: путешествует счастливо и весело. прости! Ветрено и холодно. Копия с предложения к тебе послана.

4-го июня. [Черная Речка].

Сейчас еду с Плещеевым в Царское Село; обедаю у Карамзина; оттуда в Павловск ночевать, с Жуковским («Honni soit qui mal y pense»), и потом в Царское Село работать с князем Голициным и во-свояси. Писать к тебе не имею времени, хотя и получил эпиграмматическое письмо твое. Первой не читал никому, чтобы не дошло до сердитого Ж[уковскаго]. У него готовы примечания, и переписана на-бело твоя пиеса. Сегодня, вероятно, и письмо напишет; по крайней мере требовать буду.

В Москве умерла одна из твоих знакомых, с которой я танцовал на твоем бале – сестра Каверина, что за Олсуфьевым. Брат здесь и по своему горюет. Муж – иначе, ибо знал счастие любви также иначе.

Романса графа Вьельгорского отыскать не мог. Вчера уехали они в деревню и пробудут более года. Я недавно с ними познакомился и очень коротко; полюбил их, и жалею, что едут. прости! Торопят. А. Тургенев.

8-го июня. Остафьево.

Спасибо за все твои дружеские, сердечные хлопоты по моему делу. Коммиссия уведомила меня о получении повеления Царского. На днях приступят к совершению купчей. Витберг едет в Петербург.

Когда же ты будешь к нам? Смерть тошно и на душе, и на уме! Ужасная нравственная – охлаждает меня всего. В одном письме к тебе недавно говорил я о счетах моих с Жуковским: отыщи его, да покажи ему; также и то, где говорю о нем и о Бейроне.

На днях говорили мне в Москве, что ты в чистой отставке с чином тайного советника. Сейчас приехали ко мне Четвертинский и не дают разболтаться с тобою,